Капкан на маршала - стр. 20
Впрочем, раздражению премьера имелась и иная причина. Если он, Черчилль, сейчас пойдёт на уступку Миколайчику и Комаровскому ради каких-то поляков, Британия вторично подобного решения правительству Черчилля не простит. Хватит того, что из-за поляков Британия вступила в эту кровавую бойню. Черчилль уже думал о будущих выборах. Но с другой стороны – Сталин. Если восстание не начать, «дядюшка Джо» станет единственным освободителем Польши от гнёта фашистской оккупации, как это ни неприятно признать. И тогда прощай идея «большевистско-демократического правительства», а вслед за ней прощай и территории, на которых он, Уинстон Черчилль, после победы рассчитывал разместить военные базы, которыми собирался шантажировать советского лидера. Остаться сегодня в стороне и не поддержать Миколайчика с Комаровским – равносильно отказу от будущего. И это тоже станет грубейшей ошибкой. Тем более что на данный момент в Варшаве большинство сторонников политики Миколайчика и Черчилля, а не Сталина. А потому есть шанс побороться за окончательное решение вопроса, какой будет Польша после войны.
Черчилль, как Сталин и Рузвельт, в июле 1944 года очень серьёзно размышлял о том, в каком виде будет существовать мир после разгрома гитлеровской Германии. И эта картина была пока что нелицеприятной. Советская армия, в отличие от союзников, вела активное наступление по всем фронтам. И следовало признать, с такими стремительными темпами, которые Красная Армия показывала в последнее время, она может спокойно и довольно быстро добиться главной цели: самостоятельного уничтожения гитлеровской Германии и захвата значительной части Европы.
Черчилль в который раз подумал о том, что они с Рузвельтом открыли Второй фронт слишком поздно. Военные действия следовало начать год назад, когда Красная Армия показала своё техническое и тактическое преимущество в сражении под Прохоровкой. Курская дуга была той лакмусовой бумажкой, которая показала: русские готовы довести войну до победного конца самостоятельно. Именно тогда, поздним летом или ранней осенью сорок третьего года, и следовало высаживаться в Европу. Нет, тянули. Надеялись, у Гитлера ещё найдутся силы потрепать русского медведя. Вот и результат.
Мягкий ковёр сглаживал шаги премьера, хотя тот ходил тяжело, увесисто.
Но самое главное, что не понравилось в докладе премьеру, заключалось в вопросе: для чего «дядюшка Джо» (ну и кличку придумали для азиата!) принялся агитировать поляков на восстание? С какой целью? Ведь в силах и возможностях Сталина было поступить намного умнее и мудрее. На момент, когда немцы оставили Варшаву, тихо, с воздуха, высадить десант, захватить город и объявить его под властью ПКНО. Практически без крови. За двое суток Сталин мог в польскую столицу перебросить не полк – дивизию. И не одну. Однако «дядя Джо» поступает вне всякой логики, как последний глупец. Вместо того чтобы воспользоваться сложившейся ситуацией в свою пользу, он начинает кричать во всё горло о восстании. Глупо? Вроде да. Но только не в отношении хозяина Кремля. Черчилль давно убедился: азиат никогда и ничего не говорит и не делает просто так. Сталину для чего-то понадобилось и восстание, и возвращение немцев. Для неизвестной ему, Черчиллю, но понятной одному Сталину цели. Кремлёвскому вождю по какой-то причине понадобилось, чтобы поляки начали вооружённое восстание, находясь внутри мощной немецкой группировки. Что же за цель у него такая, которая стоит тысяч человеческих жизней?