Капитанская дочка. Избранное - стр. 17
– Что Наташа? – спросил он.
– Худо, – отвечал огорченный отец, – хуже, чем я думал: она в беспамятстве бредит Валерианом.
– Кто этот Валериан? – спросил встревоженный старик. – Неужели тот сирота, стрелецкий сын, что воспитывался у тебя в доме?
– Он сам, на беду мою, – отвечал Гаврила Афанасьевич, – отец его во время бунта спас мне жизнь, и черт меня догадал принять в свой дом проклятого волчонка. Когда, тому два году, по его просьбе, записали его в полк, Наташа, прощаясь с ним, расплакалась, а он стоял как окаменелый. Мне показалось это подозрительным, и я говорил о том сестре. Но с тех пор Наташа о нем не упоминала, а про него не было ни слуху, ни духу. Я думал, она его забыла; ан, видно, нет. Но решено: она выйдет за арапа.
Князь Лыков не противуречил: это было бы напрасно. Он поехал домой; Татьяна Афанасьевна осталась у Наташиной постели; Гаврила Афанасьевич, послав за лекарем, заперся в своей комнате, и в его доме все стало тихо и печально.
Неожиданное сватовство удивило Ибрагима, по крайней мере, столь же, как и Гаврилу Афанасьевича. Вот как это случилось. Петр, занимаясь делами с Ибрагимом, сказал ему:
– Я замечаю, брат, что ты приуныл; говори прямо: чего тебе недостает?
Ибрагим уверил государя, что он доволен своей участью и лучшей не желает.
– Добро, – сказал государь, – если ты скучаешь безо всякой причины, так я знаю, чем тебя развеселить.
По окончанию работы Петр спросил Ибрагима:
– Нравится ли тебе девушка, с которой ты танцевал менуэт на прошедшей ассамблее?
– Она, государь, очень мила и, кажется, девушка скромная и добрая.
– Так я ж тебя с нею познакомлю покороче. Хочешь ли ты на ней жениться?
– Я, государь?..
– Послушай, Ибрагим, ты человек одинокий, без роду и племени, чужой для всех, кроме одного меня. Умри я сегодня, завтра что с тобою будет, бедный мой арап? Надобно тебе пристроиться, пока есть еще время; найти опору в новых связях, вступить в союз с русским боярством.
– Государь, я счастлив покровительством и милостями вашего величества. Дай мне бог не пережить своего царя и благодетеля, более ничего не желаю; но если б и имел в виду жениться, то согласятся ли молодая девушка и ее родственники? моя наружность…
– Твоя наружность! какой вздор! чем ты не молодец? Молодая девушка должна повиноваться воле родителей, а посмотрим, что скажет старый Гаврила Ржевский, когда я сам буду твоим сватом?
При сих словах государь велел подавать сани и оставил Ибрагима, погруженного в глубокие размышления.
«Жениться! – думал африканец, – зачем же нет? ужели суждено мне провести жизнь в одиночестве и не знать лучших наслаждений и священнейших обязанностей человека потому только, что я родился под пятнадцатым градусом? Мне нельзя надеяться быть любимым: детское возражение! Разве можно верить любви? разве существует она в женском, легкомысленном сердце? Отказавшись навеки от милых заблуждений, я выбрал иные обольщения, более существенные. Государь прав: мне должно обеспечить будущую судьбу мою. Свадьба с молодою Ржевскою присоединит меня к гордому русскому дворянству, и я перестану быть пришельцем в новом моем отечестве. От жены я не стану требовать любви: буду довольствоваться ее верностью, а дружбу приобрету постоянной нежностью, доверенностью и снисхождением».