Капитан госбезопасности. Линия Маннергейма - стр. 8
– Эй там, в засаде! – теперь Шепелев говорил по крайней мере не сам с собой и не с призраком, а с кем-то во плоти. – Последний раз спрашиваю, что делать будем?
– Веники вязать будем, капитан, – раздалось из комнаты. – Унюхал, легавый!
Шепелев чертыхнулся и полез в карман за ключами. Тот, за дверью, еще пока не видимый, но узнанный, продолжал говорить:
– Замки у тебя – такие только на сиротские спальни ставить. Соплей открыть можно.
Капитан зашел в комнату, вновь запер охаянные замки и включил свет.
– Здорово, Жох. Закончились зажиточные хаты, по друзьям-приятелям пошел?
Леонид по прозвищу Жох осклабился, показывая сколько железных и золотых зубов у него во рту. И тех, и других хватало. Он стоял, руки в карманах, посредине комнаты, высокий, жилистый и пьяный. А на столике возле покинутого им кресла, утром еще пустого столике, блестела бутылка водки, на треть пустая, и кучилась на газете закуска: нарезанная краковская колбаса, хлебная буханка и конфеты «Коровка». Придавливали газету и два стакана: с каплями на стенке и сухой.
Шепелев приблизился к человеку, который никак не мог быть другом капитана госбезопасности. Осведомителем – да, запросто. Но осведомителем-то вор как раз и не был. Один раз, правда, помог вор капитану, когда тому потребовалось срочно, очень срочно, за одну ночь отыскать где-то спрятавшегося в городе шпиона. А так они, как и положено друзьям детства, просто изредка встречались распить бутылку вдали от посторонних глаз, на одной из ленинградских крыш с голубятней.
– Докорешился с легавым, додружбанился. – Пожатие Жоха, короткое, жесткое, выдавало обманчивость его худобы. Силы в его сухожилиях и сухих мышцах не меньше, чем в кольцевых мышцах удава.
– Что стряслось?
А стряслось – капитан видел по посеревшему лицу вора и по тусклым глазам. И по трети бутылки, выпитой в одиночку.
– Пойдем, капитан, вольем по сотке.
Леонид не выпил, а именно влил в себя водку, зажевал колбасным кругляшом и притянул к себе по столу пачку «Севера».
– Хреново, капитан. Мне, – Жох ткнул себя в грудь двумя пальцами с зажженной папиросой. – Хреново. Пропадаю. Пропал.
– Не тяни кота за бейцы, говори, – Шепелеву не доставляло радости видеть вора вот таким. Придавленным, притопленным, так можно сказать.
– На послезавтра объявлен сходняк. В Луге. Сегодня в ухо нашептали верное, – Жох глубоко затянулся, задрал голову и пустил дым вверх, – меня там на правило́ поставят. Догадываешься, за какие дела?
Леонид спросил и откинулся в качалке, заставив ее конструкцию дерево заскрипеть, а полозья задвигаться. Он молчал, жадно и часто затягиваясь.