Капитан госбезопасности. Ленинград-39 - стр. 23
– Наше с кисточкой, Митрич, и двадцать с огурцом, – по лестнице прогрохотали башмаки, и помощник Кирюха вбросил себя в кабину, с силой оттолкнувшись от поручней.
– Ты бы шутку сменил, Кирюха, – привычно отозвался Митрич, надкусывая хлеб с салом.
Помощник, он же кочегар, хмыкнул, снимая с котла брезентовые рукавицы.
– Жениться тебе надо, Кирюха, – завел обычный разговор Митрич, попутно пережевывая сало. – Пора. Самое время. А то ходишь как охламон. Нечесаный вон.
– В армию вот-вот загребут, Митрич[21]. Жену опасливо одну оставлять, – откликнулся Кирюха, сдергивая с вешалки картуз. – Лучше уж потерпеть до демобилизации.
– Ну, терпи, терпи, – машинист скомкал бумагу, бросил ее к топке, смахнул с колен крошки и с зычным кряхтением поднялся. – Пары давай разводи, бездельник.
Митрич снял с гвоздя закопченный чайник, сделал несколько внушительных глотков, крякнул, будто не вода была в чайнике, а что-то в самом деле серьезное, утер губы рукой и огладил небольшие усы. Усы мастерового, как их называли в то время, когда Митрич только пришел на железную дорогу и еще не знал, что случится революция и что она ничего не переменит в его жизни. Как катался по чугунке, так и дальше будет кататься.
– Вчера котел, небось, кое-как продул, – сказал машинист Митрич, потягиваясь. Было известно, что он скажет потом: – Смотри, Кирюха, дождемся пережогов.
Кирюха поднял с пола лопату, пристально осмотрел черенок, нет ли трещин, а то сломается в неподходящее время, стервоза, и остался доволен осмотром. Насвистывая мелодию, прицепившуюся вчера в кинотеатре «Искра» на просмотре кинофильма, куда он водил Дусю, деповскую «башмачницу», Кирюха стал готовить топку к работе.
– Опять вчера на собрании подбивали, чтоб я ходил под большим клапаном, увеличил форсировку аж до сорока восьми килограммов и гонял тут, как наскипидаренный, – бурчал Митрич, осматривая основание дымогарной трубы и почему-то качая головой. – Нет уж, дудки. Как давал сорок километров, так и буду давать. Вот уйду на слом, тогда становись машинистом, называй паровоз комсомольским и жарь все пятьдесят в час. Пока не навернешься на кривой.
А среди сочно-черных осколков угольных пластов, приготовленных для топки, был сегодня один особый. Большой. Но больших и без него хватало. Иногда даже попадались такие здоровые кусманы, что их приходилось крошить кувалдой на металлическом полу кабины. Только опытный глаз мог бы отличить этот особый кусок от подлинного угля. По отсутствию антрацитового блеска и граням, более округлым, лишенным той безусловной резкости граней настоящих угольных камней. Да и то заметить что-либо можно было, лишь взяв его в руки, да вглядевшись, да вдумавшись. Но никто, понятное дело, не вглядывался и не вдумывался. Вместо этого бесполезного занятия в уголь вонзилось наточенное железо совковой лопаты, подхватило, что легло на совок, и швырнуло в разогретую топку. Большой, неправильный кусок на лопату не попал, он лишь чуть сместился. И продолжал смещаться дальше в такт взмахам лопаты. Когда наступит его черед сгорать в топке, сказать было затруднительно. Но должен был настать рано или поздно, должен…