Капитал (сборник) - стр. 56
Наташа. Марк! Ну это же пиздец! Марк!
Марк. Смотри, воздухом подавишься.
Наташа. Марк! Марк! Ха-ха-ха!
Марк. Рыбка, ты простудишься.
Наташа. Ха-ха-ха!
Марк. Наташенька, побереги себя.
Наташа. Ой, дай мне руку. Ха-ха-ха!
Марк помогает Наташе встать.
Наташа (берет со стола салфетку, прикладывает к глазам). У меня уже тушь потекла. Досмеялась… Ха-ха-ха!
Марк. Ты так классно смеешься.
Наташа. А плачу?
Марк. Тоже классно.
Наташа (успокоившись, смотрит на голову отца). Да. Сказали бы мне, школьнице, что я съем своего папу.
Марк (трогает ее ноги). Жаль, что я не знал тебя школьницей. Очень жаль.
Наташа. Я бы тебе точно не понравилась. Я была такой серой мышкой. Вообще все мое детство какого-то серого цвета. Как северное небо зимой.
Марк. Ты жила на севере?
Наташа. Да. В военном городке. С папашей прапорщиком.
Марк. А мать?
Наташа. Умерла, когда мне было три года. От почечной недостаточности. Так что меня воспитывали папа и Родина.
Встает.
Серое, серое. Все серое. Папаша перегородил комнату платяным шкафом, и я спала за этим шкафом. А он водил к себе баб. Жен летчиков их полка. Летчики уходили в ночные полеты, а жены еблись с моим папашей. Я этого не понимала сначала.
Марк. Что?
Наташа. Ну, мой папаша был довольно невзрачным мужиком. А бабы его любили. Симпатичные бабы. Жены классных летчиков, которые летали как боги. А мой папа заведовал в полку постельным бельем. И менял этих жен летчиков, как наволочки. Странно. А потом мне все объяснила одна девчонка, дочка летчика. Оказывается, когда летчик на современном истребителе набирает высоту, у него сразу встает хуй от перепада давления. А если он резко преодолеет звуковой барьер – может сразу кончить.
Марк. Первый раз слышу.
Наташа. Да, да. Ее мать каждый раз спрашивала отца после полета: ну что, опять с небом Родины трахался? Стирать трусы?
Марк. Класс!
Наташа. То есть у жен летчиков была серьезная проблема. Их мужья трахались с небом, а своих жен не удовлетворяли. И жены бегали к прапорщикам, бензозаправщикам, техникам. Мой папа умел ебаться. А я за шкафом лежала и слушала.
Марк. Ты ласкала себя?
Наташа. Нет. Я ковыряла шкаф ногтем. Узоры на дереве. До сих пор помню эти узоры. Один был похож на розу. Другой – на велосипед. А третий – на дерущихся водолазов.
Марк. А я любил дрочить. Представлю себе больницу. Будто девочек кладут на операционный стол и осматривают. А они плачут. Меня мать однажды застукала в ванной. Потом взяла тюбик резинового клея, выдавила мне в штаны, вытолкала меня на улицу и сказала: “Иди, Марк, и хорошо подумай о своем будущем”.