Кандагарская бригада - стр. 4
Прибыли они в Красноводск, сгрузились. Перекусили в буфете морского вокзала. Вчерашние выпускники Бакинского училища – люди неприхотливые. Их хоть чем накорми, можно даже осетрами. Накупили харчей на двое суток и «горячительного». Сели в поезд, поехали в Ташкент. Шурик Хузиахметов запел. У него хороший голос, задушевный:
Петь у нас в песках Азербайджана училище пехотное, друзья,
Здесь маленькие мальчики тренируют пальчики.
чтобы крепла Родина моя.
Алые погоны, без пуговиц кальсоны, по три килограмма сапоги
Вещмешок да скатка, рваная палатка, шелестят от холода мозги.
Потом запели другие песни: «Наверх вы, товарищи, псе по местам, последний парад наступает. Врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не желает…» В конечном итоге всех свалил сон. Утром – Ашхабад.
Красивый перрон, здание вокзала, все ослепительно белое и ЖАРА, хоть голыми ходи. Но вы же знаете: офицер всегда должен быть в форме – до синевы выбрит и чуточку пьян. Так и мы. Вдруг Зиня:
– Смотрите, нас наши встречают!
Всей толпой вывалили на перрон. Действительно, наши. Объятья, поцелуи. Действительно, радостная встреча. Вдруг Андреев увидел Вовку Иванова. Шесть лет они учились в одном взводе, роте: два года в Казанском СВУ – в одном взводе, четыре года в БВОКУ – в одной роте. Молча обнялись, говорить было не о чем: и так все ясно. Судьба на этот раз разбросала: Вовка попал в учебную дивизию в Ашхабад, Андреев – в Афган, хотя для него тогда это было что-то непонятное. Про войну читал в книжках, но такой не ожидал.
Все вдруг дружно закурили. По курсантовским понятиям это был признак мужества. Откуда-то появилась бутылка водки. По глотку. Свисток «паровоза» – и снова в путь. Где он сейчас? Вовка Иванов. Известно, что жив, – это главное. Ну, про него история отдельная. Зазря в те годы ордена Ленина не давали, хотя…
Все, едут. Как обычно, сбились в одном купе, накрыли стол. Шурик взял гитару, выпили. И вот теперь осознали, что возврата к юности уже не будет, никогда. Какое это страшное слово – никогда.
Стою один среди равнины голой.
А журавлей относит ветер вдаль,
Я полон дум о ЮНОСТИ веселой.
Но ничего в прошедшем мне не жаль.
Пели грустные песни, но потом молодость взяла свое, тем более «горячительное* подогрело. Каждый старался петь в полную силу своих легких. Если учесть, что больше половины из них не имело слуха, то представьте, какой получился диссонанс.
Когда запели «Мурку», заглянул начальник поезда:
Ребята, что вы делаете? Как вам не стыдно? В первом купе мать везет гроб со своим сыном, погибшим в Афганистане.