Камуфлет - стр. 6
Еще поразмышляв, счел он весточку пустым розыгрышем и наметил отправить на дно корзины, изорвав в клочки, но инстинкт заставил спрятать ее в карман. В то же мгновение дверь широко распахнулась, проем заслонила огромная фигура в роскошном летнем костюме.
– Ура, Ванзаров, свершилось! – крикнул исполин, размахивая газетой. – Вот мы и дожили до Государственной Думы! Представьте, газеты с высочайшим указом невозможно купить. Публика расхватывает, как горячие пирожки. А мальчишки совсем обнаглели, просят за выпуск гривенник. Позвольте закурить в честь такого исторического события…
– И не думайте, – невежливо ответил хозяин кабинета. – Неделю не проветриф после сигарок вафих. Доброго дня, Аполлон Григорьевич, как отдохнули?
Тут надо заметить, что странный звук, похожий на выходящий газ или шипение змеи, появился в речи коллежского советника стараниями подлеца-дантиста. Подправляя коренной зуб, эскулап умудрился сделать что-то с челюстью. Вместо «ш» и «щ» Родион Георгиевич издавал теперь несусветное междузвучие «с» и «ф», как француз, не совладавший с русской азбукой. Что делать, пришлось смириться, пусть будет «ф».
Статный гость элегантно запустил шляпу на приставной столик, под него же отправил потертый саквояж и вальяжно развалился на стуле.
– Скучный вы человек, Ванзаров, сами не курите и других мучаете, да… А отдохнул я прелестно, в Ялте женщины расцветают в муках любви. Так что, эх… – и господин отбарабанил ладонями нечто бравурное.
Вести себя подобным образом позволялось только одному смертному: Аполлону Григорьевичу Лебедеву, великому, без кавычек, криминалисту и знатоку разнообразных практических дисциплин. Не было в России другого эксперта, кто бы сравнился с ним в умении находить строго научные факты преступления. Обладая бурным характером в здоровом теле, Лебедев представлял ядреную смесь отъявленного краснобая с гениальным ученым. Меж ним и Ванзаровым сложилась та форма общения, какая порой возникает у мужчин различных по возрасту, характеру и отношению к жизни, но близких по уму и таланту.
Аполлон Григорьевич огляделся:
– Друг мой, ну как вам не совестно пребывать в подобном кошмаре?
– А что такое?
– Ни приятных картин, ни портретов, предписанные не считаю, ни украшений, даже безделушек и тех нет. Живете как монах в келье, иезуит какой-то. И не тычьте на бюст этого чудовища бородатого, тоже мне украшение, да.
– Как изволите знать, это основоположник метода научного поиска истины старина Сократ, и тут ему самое место. Во-вторых, не иезуит я, а инквизитор[1], если следовать латинскому смыслу. И, в-третьих, чем не украфение – репродукция Сикстинской мадонны.