КамТугеза - стр. 19

Глядя на нелепую одежду мужа, слушая его цинично‑хвастливые старческие воспоминания, Анфиса никак не могла сопоставить этого глупого вздорного самовлюбленного старика с тем бескорыстным образом теневого кардинала перестройки, который ей когда‑то внушал телевизор. В году 1988 или 89‑ом, еще совсем молодой студенткой, она смотрела по телевизору его выступления, и тогда ей и в голову бы не пришло заподозрить его в каких‑то мелких личных интересах. И уж ни в каком кошмарном сне ей не могло присниться, что она через четверть века будет с помощью страпона ублажать его дряхлую задницу.

– Так тогда зачем вы его развалили? – спросила Анфиса.

Этого вопроса Романов не любил. Иногда, сидя на унитазе, глядя на Сталина, смотрящего на него с ехидной усмешкой, ему казалось, что во взгляде бывшего вождя он читает именно этот вопрос. Ответить честно он не мог даже самому себе, потому что это означало признать, что главным мотивом всех поступков в его жизни была обычная зависть.

Но это было так. Всю жизнь зависть, как рак сжирала его. Он ощущал ее физически. До кишечных спазмов и тошноты. Зависть рождала ненависть и страх. Всю свою карьеру он боялся, что его арестуют, поставят к стенке и расстреляют. А труп сожгут в Кремлевской кочегарке. Он знал, что там иногда сжигают изменников. И знал, что некоторых сжигают живьем. Сначала нанизывая как купаты на железную трубу, разрывая внутренние органы, а потом, еще живого засовывают в узкую крупповскую печь. И поэтому пил. Пил много. На кухне, в кабинете. Почти всегда один.

Поводом для бешеной зависти могло служить все что угодно и это совершенно не поддавалось логике. Можно понять, когда завидуют прекрасным физическим или умственным способностям, богатству, славе, вниманию женщин, но Романов мог найти для зависти совершенно немыслимые причины. Из‑за зависти он испытывал физические боли. Она заполняла голову с таким огромным давлением, что он боялся, что глаза могут выскочить и повиснуть безжизненными шарами вдоль носа, а из глазниц польется, разъедающая все вокруг, зеленая жижа. Какое огромное удовольствие Романов получал, когда видел, как человек совершенно не понимающий за что это ему, отправлялся по его доносу в мордовский лагерь. Его целью была не материальная выгода, но  освобождались места, и его карьера шла в рост.

Скоро его зависть перестала быть персонифицированной и стала глобальной, как оружие массового поражения. Он стал ненавидеть людей за то, что они просто живут. Живут и радуются, несмотря на трудности, бытовую неустроенность. А когда 12 апреля 1961 года он увидел ликующую и гордящуюся своей сопричастностью к происходящему огромную массу людей на Красной площади и открытую улыбку майора Гагарина, с развязавшимся шнурком, у него случился первый удар. Выйдя из больницы через три месяца, он твердо знал цель своей жизни ‒ уничтожение этой страны.