Камо грядеши - стр. 14
Больше она не могла говорить – из глаз ее брызнули слезы. А потом ее прорвало. Лялька никогда в жизни так не ревела (по крайней мере, на моей памяти) – до икоты, до того, что больше вообще не могла издать ни звука.
Тем не менее, в ванную постучали:
– У вас все хорошо?
Пушнинкова, которая теперь Иванова, быстро все сообразила – обняла Ляльку, усадила за стол, принялась потчевать:
– Успокойся – вы не все еще растеряли.
Стуча зубами о край стакана, Лялька сказала:
– Я бы предпочла, чтобы выбор оставался за мной.
Наверное, не для моих ушей. Но я присутствовал, и молчать было унизительно:
– Понятно тогда, почему ты замуж пошла. Чтобы обеспечить свободу выбора – под родительской опекой не разгуляешься.
– Ты о чем? – жена удивленно вздернула бровь.
– Все о том же.
– Вот знать бы, кто и когда посеял зерна сомнения в души ваши! – воскликнула бывшая свидетельница нашей свадьбы.
– Подробности любопытны? – я, кажется, начал хамить.
Сергей налил в рюмки, поднял свою и сам поднялся:
– Не могли бы вы поспорить где-нибудь в другом месте и в другое время?
Дамы не обратили на него ни малейшего внимания.
– Есть идея получше, – поднялся я. – Пойдем на балкон: пусть душу отводят.
– Это верно! – друг мой прихватил со стола бутылку.
Неожиданно Лялька схватила мою ладонь и прижалась к ней лбом – из груди ее вырвался всхлип, напоминающий мяуканье котенка.
– Прости меня! Я веду себя идиотски.
– Вот тут никто спорить не станет.
Тем не менее, когда, попрощавшись с Ивановыми, сели в такси, спросил жену:
– Ты куда сейчас?
Она наклонилась к водителю:
– ЧПИ, ДПА….
Возле общаги студенческой вышла, помахала рукой:
– Спасибо за приятный день! Уверена, ночью тебе меня будет не хватать.
– Вряд ли, – вздохнул и пожал плечами. – Мне сейчас на работу.
И направил такси к проходной.
Следовало бы заскочить домой, переодеться, собрать тормозок – время позволяло. Но, покурив и подумав, вошел в проходную.
Цех, как говорит Иванов, торчал!
Впервые за время моей работы здесь ничто не звенело, не скрежетало, не визжало, не трещало и даже не выло. Где-то женщины пели тихо. Не хватало расстеленных для пикника одеял и вкруг веселящихся людей. И разговоров. Мне так хотелось услышать ответы на свои вопросы.
– Эй, мастер!
Я вздрогнул и обернулся.
Слесарь-сборщик Куликов, «хлюзд, отхаренный в туза», обольститель моей жены стоял за спиной. У нас была причина ненавидеть друг друга – повисло тягостное молчание. Потом он сказал:
– Бардак на киче. Переходи на нашу сторону – в авторитете будешь.
Мне показалось, что я ослышался.
– Ты всерьез?
– Всерьез, – Куликов вытер пот со лба рукавом футболки.