Камея из Ватикана - стр. 40
Она добежала до будки сапожника, который уже не тянул дратву, а неподвижно сидел на низкой табуретке, уставившись в мелкую сетку дождя.
Тонечка пробежала было мимо.
Сапожник в таком городе, как Дождев, должен знать не только всех жителей и их детей, но также собак, кошек и кур!..
…Ох, и влетит ей от мужа, если он узнает! И мама не одобрит…
Она повернулась и перебежала пустынную улицу.
– Добрый день.
Сапожник поднял на нее глаза.
– Здравствуй, красавица. Туфэлка паламалась, рэмонт понадобилась?
Тонечка вдруг растерялась, и сапожник заметил ее растерянность.
– Э, твой туфэлка дядя Арсэн поправит! Дядя Арсэн сапог поправыт может, батинок заплатка пасадить, туфэлка тонкий работа, прыятный!..
– У моего сына, – заговорила Тонечка очень уверенным голосом, – как раз ботинки прохудились! И кроссовки порвались! Сделаете?
– Вай мэ, – покачал головой сапожник. – Адним разом парвалась? Басиком пашел?
– Я тогда завтра принесу, – продолжала Тонечка по-прежнему очень-очень уверенно, – или даже сегодня. Сбегаю домой и принесу.
Тут она сообразила, что и ботинки, и кроссовки у Родиона совершенно целые и новые, и нужно будет что-нибудь придумать, чтоб они порвались.
Сапожник посмотрел на нее, усмехнулся и полез в карман засаленной телогрейки. Долго копался там, вынул коробку папирос и спички, чиркнул и не торопясь закурил.
Тонечка топталась перед ним.
– Ты хароший жэнсчина, – наконец изрек он и помахал заскорузлой лапищей перед носом, разгоняя желтый махорочный дым, повисший в водяной пыли. – Ты… – он поискал слово, – жалкий жэнсина! Жалеешь людей. Ныкто ныкаво нэ жалеет, а ты жалеешь!
– Нет, правда, – пробормотала Тонечка. – Нужно починить.
– Нужно чиныть, неси, буду чиныть! А нэ нужно, не нэси, дочка!
– Я помочь вам хотела.
– Вай мэ, так памаги! Разве тэпэрь и памагать стыдно, э?..
Тонечка торопливо полезла в кошелек, достала три бумажки и протянула.
– Много, – сказал сапожник. – Нэ вазьму столько.
– А вы мне расскажите, – попросила Тонечка.
Сапожник засмеялся и заперхал:
– Чэво рассказать, дочка? Сказку?
– Вы давно здесь работаете?
Сапожник задрал вверх сивую башку и начал загибать пальцы на одной руке. Губы у него шевелились. Он сосчитал все пальцы, переложил папиросу и принялся считать на другой руке. Досчитал до конца, опять переложил и двинулся дальше. Тонечка смотрела на него во все глаза.
– Пятнасать, – заключил наконец сапожник. – В Спитаке после землетрясения вэсь сэмья погиб, я остался, сын остался. Сын вырос, нэ смог там, в Расию уехал, я за ним уехал. А здесь умер сын. Я остался. Здэсь живу. Сапаги чыню.