Камертон (сборник) - стр. 4
Разомлел я окончательно. Вляпался в липкое.
Просыпаюсь в холодном поту и горячей субстанции!
Вот это фокус! И не вспомню сразу, когда это со мной последний раз было, в каком году?
Пятно на матрасе новом! Неопрятное, мутное, расплылось, немым укором лезет в глаза.
– Взрослый же давно. Стыдоба!
Тут до меня дошло, что, видно, бывшая хозяйка койки деньги, вырученные от аукциона, не отдала в приют для бездомных собак! Слукавила тётка. Обманула. На жалость надавила, да денежки зажала.
А с виду – очаровашка!
– Ах ты, баба-яга! – говорю вслух. – Наобещала, а не сделала, обманщица.
Где её теперь искать? Чтобы перекос этот исправить!
Может, она на вырученные деньги отдыхать улетела? На Багамы! Верхом на метле.
Предположим, схожу в аукционный дом, но кто мне её фамилию раскроет? Найду я этот приют, и, что спрошу? Как дела, бедные собачки? Жизнь ваша – улучшилась, друзья четырёхногие? А они мне в ответ – гав-гав!
Лёг спать с другой стороны койки. Опять сон наехал катком асфальтовым.
Суровое, жёсткое кино – в деталях…
Ночь. Лето. Двери ресторана с шумом распахиваются. Звук убегает в пустоту улиц.
Официанты. Молодой, суетливый и потный. Второй – старый, голова-кегля, сухой и злобный:
– Где эта сволота? Поэт сраный!
Оглядываются, всматриваются пристально в темноту.
С дерева на них валится мужчина. Худощавый, гибкий, с бородкой. Волосы длинные, тёмно-русые, прямые.
Старый взвыл, схватился за голову:
– Ах ты, падаль, нерусская!
Пинает лежачего ногами, что есть сил. Второй радостно присоединяется, дубасит, скалится и постанывает от удовольствия. Хочет угодить старому.
Старикан шарит в карманах у лежащего. Ничего не находит. С остервенением бьёт. Старается побольней, посильнее.
– Сволочи, – бормочет лежащий. – Хамы. Плебеи!
Закрывает голову руками. Руки длинные, тонкие в запястьях. Пальцы белые, нервные.
В доме, напротив, у окна на втором этаже, стоит мужчина. Окно раскрыто. Свет не включен. Наблюдает молча за происходящим. Стоп! Да это же – я!
– Город негодяев! – хмыкает презрительно.
Вдруг понимаю, что забыл название города, хотя родился и всю жизнь прожил здесь.
Человек на тротуаре кажется мне знакомым. Наклоняюсь. Вываливаюсь из окна с глухим стуком тяжёлого манекена.
Официанты на секунду замирают, смотрят в мою сторону, дышат учащённо.
– Ах, ты гнида горбатая! – кричит старый. – А вот и второй, прилетел! Их же двое было! Врёшь, не уйдёшь!
Перебегают на другую сторону. Бьют меня ногами.
Я не сопротивляюсь. Не подаю признаков жизни, только вздрагиваю от каждого удара.
Вдруг – сирена. Звук нарастает. Фиолетовые сполохи. «Скорая» останавливается.