Камерные репортажи и житейские притчи - стр. 13
Чужие
Генерал лежал на железных нарах и думал о приближающейся смерти. Его отвлекали узоры из трещинок на потолке камеры особого СИЗО (таких в России только два, и помещают туда преступников «государственного масштаба»): вот этот узор похож на птицу, а этот – на лодку… «Лодку Харона, перевозчика душ в подземное царство мёртвых», – пришло в голову генералу.
Умирать он не боялся. Боялся оставить своих близких: «Как они будут? Сколько горя испить приведётся… Справятся. Бог о них позаботится. Главное – когда настанет моё время, думать об их счастье, просить за них Бога».
Генерал был тюремщиком и по долгу службы сам видел разных людей по ту сторону решётки. Один из арестантов, попавший к нему однажды на приём, оказался настоящим философом. Он поездил по миру, изучая традиции и религии, и рассказывал, что истинные буддисты веруют в реинкарнацию и в то, что последние мысли умирающего определяют, какой будет его следующая жизнь. И потому думать нужно о любимых и о том, что удалось сделать хорошего для людей. Хотя генерал был православным, слова эти почему-то запали в душу.
И вот сейчас он окинул мысленным взором свою жизнь, в которой главное место занимала тюрьма. Она давно стала вторым домом, что в его случае вовсе не являлось фигурой речи. После окончания Высшей заочной юридической школы МВД СССР Сергей Николаевич не долго работал простым милиционером. Смекалистого, разумного, смелого и исполнительного, его заметило руководство, он стал продвигаться по службе. А потом предложили возглавить исправительнотрудовую колонию (в те годы тюрьмы входили в систему МВД). Согласился. Он и сам не мог понять, почему вдруг так запросто поменял работу милиционера на «хозяина» (так в лагере начальника звали).
В заключённых он видел людей, за каждым уголовным делом – судьбу. Но был строг и требовал соблюдения режима. Работу свою любил и нередко цитировал Петра I: «Тюрьма – ремесло окаянное, и для скорбного дела сего нужны люди твёрдые, добрые и весёлые». Не сказать, что весельчак, но был он человеком, что называется, на своём месте. Да и просто был человеком, хотя чётко осознавал, что служит системе. Оттого-то и разрывало порой на части, когда видел, как несправедлива она бывает к людям, а он в этом невольно помогает. Когда кто-то из параллельного ведомства (следователи и чекисты) в его епархию влезали, возмущался им в лицо, но никогда не сообщал наверх. Думал: «Всё ж таки это свои».
Когда возглавил целое управление в регионе, сумел сделать много полезного и правильного для того, чтобы СИЗО и тюрьмы в области перестали внушать обывателю прежний безоговорочный, почти мистический ужас. При нём в «местах не столь отдалённых» улучшились условия, тяжелобольных стали чаще отпускать на свободу, многим арестантам наказание заменяли более мягким. Всё получалось потихоньку, и он этому радовался…