Камера абсурда - стр. 20
– Хорошо, – решил я принять ее точку зрения. – Значит, будем подозревать только Аленину и эту, как ее… Светлану Аркадьевну.
– Вот и отлично. – Ирина улыбнулась и чмокнула меня в щеку: – Я в тебя верю.
На что я голосом Михаила Горбачева ответил:
– И это правильно…
Пиктиримов вернулся в вагончик через полтора часа. Один.
– А где Аленина? – спросила его Ирина.
– Она не придет, – глухо ответил Альберт Андреевич.
– Почему? – как бы между прочим поинтересовался я, хотя то, что нам не удастся побеседовать с Алениной, меня отнюдь не обрадовало.
– У нее после съемок разболелась голова, – сообщил Пиктиримов. – Так бывает…
– Все ясно, – сказала Ирина и выразительно посмотрела на меня. – Она с нами просто не хочет разговаривать. Или боится…
– Не факт, – сказал я.
– Факт, – не согласилась со мной Ирина. – Ну что, убедился?
– В чем? – не понял я ее выпада.
– В том, что отец не виноват? – ответила Ирина. – Он ведь с нами поговорил и рассказал все, о чем ты его спрашивал…
Я промолчал.
– Ну, может, у нее и правда разболелась голова, – не очень уверенно произнес Альберт Андреевич. – Все-таки было отдано много душевных сил, личных переживаний.
– Ага, разболелась, – усмехнулась Ирина. – Она просто боится с нами разговаривать.
– Ну а чего ей нас бояться? – пожал я плечами. – Мы не полиция, не прокуратура. Она может попросту не хотеть с нами говорить. Потому что ни во что нас не ставит…
– Если так, то это она зря, – задумчиво произнесла Ирина.
– А дочь ее, Маша? – задал я вопрос Пиктиримову. – Она на площадке?
– Наверное, – ответил Альберт Андреевич.
– У нее-то, может, голова не разболелась? – спросил я с некоторой надеждой.
– Я понял, – произнес режиссер и исчез.
Вернулся Пиктиримов опять один.
– Что, и у Маши тоже разболелась голова? – не без сарказма спросила отца Ирина.
– Нет, – ответил режиссер. – Впрочем, я не знаю. Знаю только, что она вместе с Алениной уже уехала домой.
– А где они живут, ты знаешь? – спросила Ирина.
– Знаю, – сказал Альберт Андреевич.
– Завтра у тебя съемки есть? – поинтересовалась Ирина.
– Есть, конечно, – ответил Пиктиримов. – Вечерние…
– Отлично. Давай адрес, и мы пошли, – безапелляционно сказала моя подруга, решив и за себя, и за меня, как она это часто проделывала. Впрочем, спрашивать Пиктиримова мне больше было не о чем, и после того, как Альберт Андреевич записал на бумажке адрес Алениной и передал ее дочери, мы попрощались и ушли.
– Сегодня мы к ним не поедем, – сказал я Ирине, когда мы вышли из режиссерского вагончика. – Поскольку нас все равно не примут. Даже если бы у Алениной эта мигрень прошла.