Каменный престол. Всеслав Чародей – 4 - стр. 51
Двое дедичей сошлись лицом к лицу, ударили в щиты. Мелькнул перед глазами Житобуда злобный оскал Волкомира, жёлтые зубы бешено щерились в рыжей бороде, серые глаза недобро глядели из-под низкого края шелома. Сшибся оцел, высекая искры, по щиту Житобуда грянул удар, тяжёлый, словно скала. Но Житобудов меч уже летел в лицо северского дедича. Кувыркнулся сорванный ударом шелом, хлынула кровь на папоротники. Житобуд выпрямился, огляделся – дружина Волкомира погибала, последних северян вятичи добивали под огромной корявой берёзой.
Богуш не успел скрестить оружие ни с кем. Слишком всё было быстро. Он даже спешиться не успел.
От потоков крови на траве и кустах его слегка замутило.
Никогда до того война и смерть не подходили так близко, ни три года назад, когда «блюссичи» хотели убить его и посестру Сванхильд, ни потом, когда он вместе с «рогволодичами» гонялся по Волчьему морю за Мстиславом, ни в прошлом году, когда Ходимир схватился под Москвой сначала с Кучко́, потом с Мономахом.
На поляне всё ещё свистел и верещал полевик, и свист этот постепенно становился похожим на скулёж. Ишь, даже и нелюдь местная на их стороне, – подумал Богуш, устало, борясь с тошнотой. – Хотя чего удивляться – они здесь хозяева, и «волкомиричи» им дарили краюхи хлеба, когда шли на охоту и за грибами-ягодами. Вот и помогает нелюдь своим людям, знакомым.
– Кто-нибудь ушёл? – хрипло спросил дедич Житобуд, крупно сглатывая и дико озираясь, словно и он тоже впервой побывал в такой рубке.
– Никого, господине!
Из леса выбрались обратно на поляну. Резали дёрн топорами, рыли яму, выбрав ложбинку поглубже, укладывали тела северян, присыпа́ли землёй и заваливали дёрном. Проходили мимо костров, очищаясь от смерти.
Над поляной тянуло запахом жареного мяса, в котлах глухо булькала каша, вои грызли сухари, а немногие, у кого сохранился – жевали зачерствелый хлеб. Зашипело в ковшах добытое в усадьбе Волкомира пиво – стоило помянуть храброго противника, чтобы душа его там, за чертой, была спокойна.
Полевик угомонился, и только изредка глухо ворчал где-то поодаль, пока кто-то из воев не догадался и ему подбросить краюху хлеба с солью.
В костре потрескивали поленья, где-то в траве многоголосо верещали цикады. В лесу глухо и раскатисто ухала сова.
Житобуд зачерпнул ложкой кашу, дунул на неё, попробовал, осторожно вытянув губы, чтобы не обжечься. Прожевал, проглотил и одобрительно кивнул.
– Готово, парни.
Ложки весело застучали по краю котла – вои в черёд по старшинству метали кашу из котла. Скоро ложки заскребли по дну, добирая последние горки каши, и дедич, облизав свою ложку, привалился спиной к шершавому стволу берёзы. Отпил крупный глоток пива, почти опустошив чашу, и уставился невидящим взглядом в небо, словно звёзды считал.