Каменный Пояс. Книга 3. Хозяин каменных гор. Том 2 - стр. 47
– Откуда тебе ведомо все это? – с изумлением спросил тагилец.
– Господин только и печется о сих произведениях мастерства. Наслышан и сам пленен чародейством. Довелось мне, сопровождая господина в Рим, побывать с ним в храме делла Ротонда, у гробицы Рафаэля, а до того в том храме, в древности, был пантеон римского полководца Агриппы, и сей государственный муж был человек незнатного происхождения. Это поразительно, сударь! – с горячностью сказал демидовский слуга и поразил Александра Акинфиевича своей осведомленностью в искусстве.
«Вот ты и гляди, мужик, истый расейский мужик, а сколь разумения в художестве!» – в раздумье покачал он головой…
Во дворце было пустынно, только слуги мелькали бесплотными тенями по залам и переходам. Овдовевший Николай Никитич жил в палаццо один-одинешенек. Сыновья Павел и Анатолий пребывали в Париже. Санкт-петербургская главная контора по указу Демидова слала им большие суммы. Старший, Павел, вел рассеянную жизнь, стараясь прошуметь среди французской знати, а младшенький, тринадцатилетний Анатолий, изучал науки в лицее. Оба совсем оторвались от родной земли, не знали ее, потеряли в себе все русское.
Орелка провел уральца в прохладную комнатку. В распахнутое окно виднелся цветущий сад. Указав на широкий диван, слуга предложил:
– Вот тут и располагайтесь, Александр Акинфиевич.
Но Любимову было не до отдыха. Он сидел у окна, смотрел в сад и думал о хозяине.
«Гляди, куда ведут пути человеческие! Строитель заводов Никита Акинфиевич сам не гнушался работой, а сынки Николая Никитича не знают, где и заводы их, не пекутся о них, а живут, яко птицы небесны. Тунеядство? Но то самим Господом Богом заведено: одним век свой на работе маяться, а другим – в богатстве и роскоши пребывать!» – старался он оправдать паразитство своих господ.
Голова тагильца кругом ходила – слишком много необычного довелось ему видеть в этот день. То глаза Мариэтты-служанки чудились ему, то дивный торс Геркулеса, то купальщица Донатти, или вставал разодетый важный Орелка, все еще сохранивший в себе русскую мужицкую душу.
Так незаметно и задремал гость.
Позвали Любимова к хозяину на другой день. Николай Никитич принял управителя в большой светлой гостиной. Подходил к ней тагилец с замиранием сердца – сказалась давняя рабская привычка. Демидов сидел в глубоком кресле, ссохшийся, сутулый, с впалыми щеками. Ему было немногим более полусотни лет, но старческие немощи одолели его. Тусклыми глазами он посмотрел на управителя и благосклонно протянул ему худенькую руку, сверкавшую драгоценными перстнями. Любимов почтительно поцеловал ее.