Каменное сердце - стр. 3

— Сама решу, что мне делать, — недовольно проворчала я и громко икнула в попытке подавить очередной всхлип.

— Держи, самостоятельная.

Я увидела широкую мужскую ладонь, которая протянула мне потрепанный носовой платок в бледно-синюю полоску.

— Иначе всю веранду затопишь.

Наверное, Константин решил, что его шутка оказалась удачной и уместной, но меня она тогда ужасно разозлила. Тем не менее платок я всё же взяла и хорошенько высморкалась.

— Папка твой, — Константин подошел и облокотившись на деревянные перила, чиркнул зажигалкой и подкурил. — Очень любит твою мамку. Это еще со школы тянется. Мы все втроем в одной школе учились.

Стиснув платок в кулаке, я посмотрела на нашего гостя заплаканными глазами. У него оказался на редкость резкий профиль. Серые глаза, что своим оттенком напомнили мне ртуть, были глубоко посажаны и задумчиво глядели куда-то вдаль, будто сквозь пространство. Меж длинных пальцев тихо тлела сигарета, которую иногда перехватывали тонкие губы.

— Поэтому и страдает так сильно, — закончил свою мысль Константин и взглянул на меня.

Наверное, именно тогда я в него и влюбилась, правда, сама еще этого до конца не осознала. Я никогда ни у кого не видела таких глаз ни до встречи с этим человеком, ни после. Слишком глубокий и тяжелый взгляд. Мне почудилось, что я даже почувствовала эту странную тяжесть на своих плечах. Вкупе с массивной фигурой он становился почти подавляющим, поэтому я поспешила увести свой взгляд в сторону.

— Вместе с ним страдаю и я. Он же умный и хороший. А ветеринар какой! А теперь получается, что папа просто сопьется, да? — новый комок слез снова подкатил к горлу и я беспомощно уткнулась в смятый платок, что был пропитан тонким ароматом мужского одеколона.

— Это уж вряд ли, — Константин струсил пепел с сигареты и снова неторопливо затянулся. — Олег всегда такой был, его легко выбить из колеи, но он потом всё равно в нее возвращается. Медленно, правда, но возвращается.

Мне очень-очень сильно хотелось верить ему. Но это лето казалось мне не просто длинным, а бесконечным, от чего создавалось впечатление, что папа никогда не перестанет прикладываться к бутылке.

— Я в конце августа должна уехать, — как только голос перестал дрожать, произнесла я. — Боюсь папу одного оставлять.

— Зря панику не разводи. Нормально всё будет. Взрослая уже, а пищишь как котенок, который только глаза разлепил. Ты это мне прекращай, — он ухмыльнулся, очевидно, снова решив, что подобрал удачное сравнение.

— Я не пищу! А плачу! — мой голос словно треснул, и я резко замолчала. Дурацкие горячие слезы предательски скользнули по щекам.