Каменная княжна - стр. 11

Сработала хотя бы заинтересованность: я вела себя настолько непонятно, что Зохару попросту стало любопытно, к чему это представление. Потому он тоже взял бокал и осушил залпом. К сожалению, своему советнику не предложил, а снова вперил в меня красные дымки.

– Я долго буду ждать, пока ваша милость, невестушка драк-шелле, соизволит раззявить пасть и сообщить, какие же козыри ты притащила в своем рукаве? Или ты уверовала, что я тебя не трону, как если бы всерьез поверил в вашу байку о помолвке?

– Нет никакой помолвки, – признала я. – Вернее, ее нет, пока император не даст согласия. А до тех пор со мной может случиться всякое… И я приехала к вам, сударь, потому что хочу найти компромисс.

Он снова скрипуче рассмеялся:

– Хочешь? Разве я спрашивал, чего ты хочешь? Тогда послушай, дрянь, пока я не залил в твои уши свинца. Вот уже почти тысячу лет именно я творю историю. Я, а не те молокососы драконы. Я, а не имельские князьки. Император соблюдает баланс интересов, не мешая мне творить историю. Повезло ему быть настолько мудрым. Так вот той самой истории абсолютно насрать, чего ты там хочешь. Итак, если разговор закончен, ты готова к настоящей боли?

Я содрогнулась, но сделала шаг еще ближе к нему. Зашептала, боясь, что громкий и уверенный голос все равно изобразить не смогу:

– Я готова ко всему, что пожелает сделать со мной великий князь. Но, быть может, я все же стала красивее и могу порадовать моего господина не только криками на пыточном столе?

То ли морока начала действовать, то ли моя полная покорность играла роль, но Зохар даже не размышлял – лишь омерзительно ухмылялся:

– Тогда раздевайся, потаскуха. Возьму невесту шелле прямо здесь, на грязном полу, компенсирую удар по гордости. Хотя драконам вроде бы на это плевать. Плевать ли тебе?

Я готовилась к чему-то подобному. Мне нужно было умаслить, задобрить его любым способом, усыпить бдительность, удовлетворить похоть. От Аштара я достоверно знала, что демоны могут выплескивать злость через страсть, после чего их настрой становится более терпимым. И для этой цели я раздвину ноги и лягу под старика, изображая, как рада подобной чести. Не ожидала, что это будет происходить прямо здесь, на глазах посторонних, но сердце к этому стыду осталось равнодушным – оно уже истрепалось, изнылось по чужому страданию, на собственное его резервов не хватало. Я начала быстро расстегивать плащ, стянула с себя сапоги, почти беззастенчиво дергала завязки на платье, чтобы обнажиться. А то, что щеки притом болезненно горели – ерунда. Хотя это было не смущение, а отвращение. Знаю, что будет больно, но эта мука не идет в сравнение с тем, что он сделает со мной, если прямо сейчас отправит в подвал к другим пленникам.