Камень в огород - стр. 18
А тут еще очки.
В общем, когда бабуля, проведя в тщетных поисках минут тридцать, дождалась последнего аккорда и спросила, не видела ли я где-нибудь ее очки, это меня окончательно подкосило, и я не нашла ничего лучше, как разреветься.
Я сидела за инструментом, хлюпала носом и собиралась с духом рассказать бабуле все-все, начиная с той ночи.
– Ба, это я брала твои очки, – уже начала я, но тут вернулась Наташка.
За три года работы в школе в Наташке до крайности развился синдром учителя, сестра улавливала подвох всем набором известных чувств (осязанием, обонянием…и пр.), еще шестым чувством и еще пятой точкой.
– Что за манера брать чужие вещи? Где мой рюкзак? – завопила Наташка с порога дурным голосом – к этой уловке сестрица обычно прибегала, когда хотела сбить всех с толку.
Выглядела Наташка фантастически: красное платье в обтяжку, цыганские серьги запутались в густых темных локонах – Кармен, только синеглазая.
Я опустила крышку пианино и с обидой захлопала глазами:
– Сама, значит…
Договорить мне Наташка не дала:
– Сколько раз говорить – не смей брать чужое! – вопила сестрица, бросая на меня красноречивые взгляды.
– Отстань от Нюси, – вмешалась бабуля, увидев мое состояние. Состояние было критическим.
– Вечно ты ее защищаешь, – это был еще один излюбленный прием Наташильды: старшая внучка манипулировала бабулей, подлавливая на слабости к младшей внучке.
– Яйца курицу учить вздумали, – оскорбилась бабушка, – совсем от рук отбилась чумовая девка. Вот ведь характер, а ну, кыш отсюда!
Наташильда подалась в свою комнату, по пути сделав мне знак следовать за ней.
– Меня, значит, в рубище вырядила, а сама вон в чем, – войдя следом за сестрой в ее комнату, затянула я.
Наташка меня не слышала. Сестрица покрутилась перед зеркалом, осталась довольна отражением, сняла серьги, ухватилась за подол платья и потянула вверх. Платье вывернулось и накрыло Наташку с головой. Сестрица извивалась, приседала в немыслимом танце, напоминая змею, меняющую кожу. Все складывалось так, что я могла особенно не утруждать себя и не ломать голову над тем, как сообщить Наташке, что я прокололась с вышивкой на платке, и теперь Коршунов знает адрес Анны Голубевой, то есть наш.
– У меня вообще из-за тебя одни неприятности! – радуясь возможности испортить настроение сестрице, сообщила я, – пришлось назвать адрес наш домашний!
– Какой адрес? – сестрица сдернула, наконец, с головы платье, из него высунулась красная, злобная физиономия фурии-русички.
– Наш!
– Это еще зачем?
– Так получилось. Следователь по фамилии Коршунов орал на меня, грозил закрыть в обезьяннике, ну, я разревелась, достала платок, а на платке – вензель с моими инициалами. Он прицепился, чей платок, если я – Катя Маслова, я и сказала, что А.Г – это Анна Голубева, моя подруга. Тогда он потребовал, чтоб я назвала адрес, ну, я и назвала – наш. И очки бабулины у него на столе оставила.