Как я стал предателем - стр. 31

– Шубин,– добавил я. Этой весной у нас как раз прошла лекция Величковского.

– Да, Шубин. Но не этот. Двух Шубиных физика конденсированного состояния не выдержит. Качалов, Флигендберд. И, в перспективе, Ватанабэ.

– Наш Такэси?

– Думаю, да. Есть все шансы. Он не только ничего кроме физики не умеет – это у нас в лицее нормально, есть даже те, кто умеет на одну вещь меньше. Он ещё впридачу ничем другим не занимается. А вот последнее – редкость. Особенно среди советских учёных нашего времени. Кого не возьми – либо в дурке лежал, либо барыжит красной курильской икрой по кооперативной линии, либо раввин-активист. Что, в принципе, одно и то же.

– А ты реактивами не барыжишь?

– Ну я же не учёный. Я на него просто учусь.

– Я думаю, всё дело в сталинских временах.

Стукнула входная дверь. Похоже, датчики запомнили, что мы вошли и не вышли.

– Опять проклятый Сталин дотягивается?

– Мне профессор Флигенберд рассказывал. Что даже он, уже при Брежневе, пошёл в учёные потому, что там власть не трогала. Можно было изобретать, придумывать и решать задачки на партсобрании. Ни рабочему, ни крестьянину, ни комсомольцу это не светило. Он так и сказал – предприниматели шли в науку, потому что нигде больше нельзя было предпринимать

– Так предпринимательством можно и на рынке заниматься. Или в мастерской. Заведи артель и предпринимай, чего хочешь.

– Нет, это-то понятно. Торговать или артель завести ты мог и при Сталине. Но миллионером через это ты стать не мог.

– Но ведь и через науку тащемта миллионером не станешь. Только академиком. Хотя оклады у них, конечно, достаточные. Вполне на уровне миллионеров. Наших, разумеется. Не долларовых.

По лестнице поднимались.

– Тут другое. Кто такой богатый? Это тот, у кого достаточно денег, чтобы не беспокоиться о деньгах.

– В этом смысле Гриша у нас – миллиардер.

– Это не совсем так. Гриша не думает о деньгах, это верно. Но он постоянно о них беспокоится.

В лабораторию вошли трое. Мы усиленно делали вид, что не испуганы.