Как убивали Бандеру - стр. 36
– Почему?
– Не знаю.
– Но так не бывает, должна быть причина!
– Не смеши меня, Казимир! Где ты живешь? В Англии? В этой системе увольняют, если ты даже косо посмотрел на портрет Ленина…
Богдан любил образ вождя, простого как правда, решительного, как на картине, где он обращался к толпам с броневика, всегда чуткого к людям, особенно к крестьянам-ходокам.
Он хотел подарить ей убитую белку – ведь из шкурки, наверное, можно что-то сделать, – но передумал.
Они прошли в кафе, унылое настроение не помешало Инге съесть огромный, утопавший в жире айсбайн. В конце концов, все в этом мире временно, включая полеты за границу. Плохое всегда уравновешивается хорошим, не исключено, что после этой неудачи она найдет на дороге бриллиантовое кольцо. Главное, что они здоровы и любят друг друга.
– Могу я задать тебе вопрос? Я об этом тебя никогда не спрашивала. Что это за «Фольксваген» приезжал за тобою, когда ты прилетел в Берлин? Машина к трапу – это привилегия больших шишек. Или полиции.
– Когда это было? – он выигрывал время, мучительно придумывая вразумительный ответ.
– Не делай вид, что забыл. У тебя все написано на физиономии. Разве ты не помнишь, когда тебя выворачивало?
– Этого я тебе не могу сказать. – Богдану не хотелось врать.
Расплатились, молча пришли к ней на квартиру.
– Тогда еще один вопрос. – Инге не унималась. – Ты знаешь, что частенько говоришь во сне?
Эта была новость, не отраженная даже в его служебных характеристиках. Неужели он говорит во сне? Сны ему только снились, но там он помалкивал и больше наблюдал. Случались и сны-праздники: карнавальный вечер во львовском Политехническом, где у него во время танца лопнула бечевка в шароварах запорожского казака. Или сны-фантазии: совсем недавно он попал под проливной дождь, в котором каждая капля была мертвой белкой…
– Что же я говорил?
– Ты говорил по-русски, иногда по-украински… Зачем ты притворяешься поляком?
– Ты меня удивляешь, Инге! Ну какой поляк не говорит на этих языках? Мой отец воспитывался в Российской империи.
– Во сне люди говорят на своем языке.
– Ты просто сегодня в плохом настроении.
Он возмутился, оделся и вышел, хлопнув дверью так громко, что посыпалась штукатурка, успев на прощание бросить уж совершенно абсурдное:
– Ты шпионишь за мною! Шпионишь!
На улице, возмущенный и разгоряченный, он попал под ливень (белки, к счастью, не сыпались), пыл его постепенно остывал, на сердце стало горько, он заскочил в гастштетте, выпил рюмку, затем другую, взял целую бутылку, удивив официанта, пить не умел и знал это, однажды во Львове еще студентом после попойки ухватил на улице Коперника толстую тетку, подбросил ее вверх и поймал. Дело закончилось в милиции.