Как стать магом: Французский оккультный манифест эпохи декаданса. Магия золотой Зари: полное руководство по высшим оккультным наукам - стр. 15

«Религия становится искусством, чтобы говорить с массами – искусство становится религией, чтобы говорить с избранными».

Байройт – храм единственного гения, а Людвиг Баварский любил искусство лишь в одной форме и в одном уникальном произведении.

Что касается совершенства театральной формы, о котором я мечтал, я не смогу достичь магии гения из Ванфрида[4]; даже вы еще долго не сможете осуществить беспрецедентную идею Байройта.

Но, подобно тому как я достиг уровня, где моя собственная работа является для меня лишь властью посвятить себя эстетике в других, служить ей и указывать путь; точно так же вы любите красоту мистически и божественно.

Роза и Крест Храма прославляют не просто ритуал искусства или художника, но и весь культ всех искусств и всех мастеров.

В этом его красота, и отсюда исходит его сила.

Тщательность при выборе средств и мудрость перед лицом соблазна вечно ждать подходящего момента могут помешать осуществиться великому эстетическому начинанию 1892 года[5].

Не важно! Впервые за 30 лет будут представлены изящные искусства – слуги строгой метафизики; традиционные по своей сути и все же современные, актуальные, авангардные, предпочтительно любые новые техники, не противоречащие нормам магии.

Обещаю, что вас будут помнить и почитать в грядущие века за это начинание, которое, без сомнения, у обывателя вызовет лишь смех.

В свете этого, великий настоятель, ваша роль даже более благородна, чем Людвига II, который возвел храм полубогу, в то время как вы, безусловно, воздвигли пантеон всем проявлениям красоты и открыли убежище для всех посвященных.

Роза и Крест Храма дарят божественную милость таким, как Синьорелли[6] и Палестрина[7], Марсилио[8] и Оливе[9], воссоздающим свои алтари, разоренные или опустошенные; а также служат новым путеводным светом для молодых навигаторов вечного Арго, спасительным маяком, который на Востоке называют магией, в Греции – Элевсином и Римом для христиан, живших до 1600 года.

Каждое слово обретает разум и сердце, когда оно становится плотью и манифестом; если мой остаточный интеллект и страдания за идеал достойны огромной чести стать разумом ордена, то вы, благодаря возвышенному энтузиазму, который движет вами, – вы – сердце, любящее сердце Розы и Креста.

Вы – эстетический Зигфрид[10], который убьет дракона реализма. Или, скорее, поскольку католицизм направляет наши усилия, подобно тому как символизм направляет усилия Вагнера, вы не тот, кого Виньи[11] будет презирать как своих потомков, так ярко выделяетесь в истории вашего благородного дома; вы кавалер Монтсальват