Как пальцы в воде. Часть 2 - стр. 86
– Ну и что ты надумал, когда занимался делом, таким важным для тебя и для этого неблагодарного животного? – иронично спросил я, слабо надеясь, что он все же не догадается. Хотя провести связь мог бы даже слабоумный, а к этой категории мой друг, к счастью, не относился. Но иногда мне этого хотелось!
– Ты полагаешь, что это Полин сообщила мадам Оливии о твоем расследовании. А в свое время сама журналистка раструбила всем о Мишель, Кристель, их сходстве и так далее; и об этом не знает в вашем городке только глухой или слепой. – Он замолчал, задумчиво хмурясь. – Нет, слепой тоже бы знал. И о твоем отъезде в Париж мисс Форестье тоже сообщила своей благодетельнице. Думаю, местное «сарафанное радио» работает с применением новейших разработок в информационных технологиях. Так что Полин и Ларс-похоже, все же шпионы мадам Виар, но мелкие, так, «бытовые». уровне. Хотя, кто его знает?
– Значит, по-твоему, смерть Лоры огорчила как мадам Оливию, так и Полин с Ларсом?
– Не знаю.
– Но ведь журналистка была уверена, что после ее посещения школы и встречи с Жюлетт Домье, за ней установили наблюдение.
– Но ты же не обнаружил слежку.
Я уныло кивнул:
– Наверно, когда они меня засекли, то и прекратили наблюдение за Лорой.
А до этой слежки Серж Домье, то есть Морель, стал в круизе ее любовником. Не думаешь же ты, что это было случайностью? – полуутвердительно спросил я.
– Нет, конечно. И полагаю: одно другому не мешает. – Замолчав, Тодескини отхлебнув напиток.
– Что ты под этим подразумеваешь?
Ну а теперь ты подумай. А я пойду переодеваться к церемонии. Время, кстати, почти полдень. Так что поговорим по дороге. Мой желудок уже тихо постанывает: то ничтожное количество «лекарств», которые ты мне выделил, почти закончилось. – Подхватив Клео, Фрэнк прошел на кухню.
От возмущения я даже сразу не смог найти соответствующую моему негодованию фразу. Когда я, чуть успокоившись, нашел нужные слова и зашел на кухню – Фрэнка там уже не было. У пустых мисок сидела Клео и, не мигая, смотрела на меня со всей своей любовью, на которую была способна.
Есть ли более вероломное существо, кроме кошки-женщины? Очевидно, только женщина-кошка.
Спустя полчаса мы выехали из дома, чтобы неспешно доехать до крематория и по дороге купить цветы. Прощальную открытку я писать не стал: мне всегда казалось, что все написанные слова признания в любви или дружбе, кажутся ужасно банальными. Можно ли вообще свои интимные чувства отразить в письме во всей их гамме? Если уж «мысль изреченная есть ложь», что тогда говорить о попытке ее записи? Как сказал кто-то из великих, что «… сказать да можно пятьсот раз, но написать – только один».