Как красный муравей стал черным - стр. 16
Плюхнув очередной мешок в салон, я подумал, что наверняка занимаюсь ерундой. Возможно, сын уже раскопал все, что здесь было, и в результате моей идиотской фантазии я сейчас отвезу на дачу триста килограммов столетнего праха со стеклом и камнями.
– Ладно, – сказал я себе, – всем тяжело жить на свете!
И спустился в церковь за последней поклажей. На моем мешке сидел человек в черном балдахине. В темноте я даже не сразу его заметил, но, подойдя ближе, вдруг различил на светлом фоне колонны закругленные контуры человеческой фигуры. Его лицо, наполовину закрытое черным капюшоном, было повернуто в мою сторону. Я остановился.
В деревнях при встрече с нежелательным незнакомцем, сидящим на твоей собственности, принято обращаться «Слышь, ты!» Но что-то в его облике было настолько настораживающим, что слова застряли у меня в горле, и по спине пробежал холод. Более того, хотя ткань капюшона закрывала его глаза, у меня была уверенность, что он рассмотрел меня во всех деталях.
Вдруг мне показалось, что незнакомец встал и сделал шаг. Точнее, я не увидел ни малейшего движения, но ощутил, что он стал выше и значительно ближе.
«Уходим отсюда!» – вспомнил я, как восклицают маленькие дети в цирке при виде страшного клоуна, и сделал шаг назад. Фигура не двигалась и продолжала наблюдать за мной. Шаг за шагом я приблизился к выщербленной кирпичной кладке выходной арки и неловко выбрался наружу.
Продолжая двигаться вперед спиной, я неуверенно направился к машине. Через несколько шагов я уже не видел «призрака» – вход в церковь превратился в тьму кромешную, но я по-прежнему не смел повернуться. Я в точности знал, что стоит мне в спешке броситься бежать, как за мое плечо ухватится тяжелая рука. А другой рукой призрак в черном запрокинет мне голову и… Поэтому я продолжал идти, сверля глазами черный проход, пока не стукнулся затылком о поднятую заднюю дверь «Нивы».
«Так, Петрыкин, – словно молния, промелькнула в моем перекошенном мозгу спасительная мысль, – у тебя на все про все как у рекордсмена на десятиметровке – одна секунда». Мне казалось, что в машине с поднятыми стеклами я окажусь в некоторой безопасности. Ну пусть хотя бы пятьдесят на пятьдесят.
Хлопнув задней дверью автомобиля так, что, наверное, проснулись все окрестные вороны, я стремглав очутился в кабине. К счастью, «Нива» завелась с пол-оборота, и вот я уже летел по деревне. Односложные выражения «Победа!», «Чудесное спасение!» и «Спасибо тебе, Господи!» ликовали и обнимались в моем сознании. При этом я что-то пел или выкрикивал, теперь уже трудно сказать. А потом даже вспомнил, что надо включить фары…