Как целует хулиган - стр. 13
– А то! И я, между прочим, знаю, как кадык ломать! Папа научил. Показать?
– Опять папа. Я, кажется, всё-таки начинаю его бояться!
– И правильно делаешь! – Сделала пару шагов и снова остановилась. – Блин, ну невозможно так ходить! Неудобно!
И Данила, зарычав от нетерпения, просто закинул её на плечо…
– Ой, киса! – едва войдя в квартиру, тут же засюсюкала Маринка. – Кс-кс-кс… Иди сюда, киса… – Подхватила Барса на руки, зарылась лицом в пузо. – Халосая ки-и-иса…
– Вообще, это кот.
– Да? – удивилась Маринка, и бесцеремонно задрала ему хвост. – И правда, кот! Да причём такой… – захихикала, – кинг сайз! Да ты мой холосий ма-а-альчик…
Данила с удовольствием оказался бы на месте Барса, но Маринку так стремительно накрывало, кидая от плаксивой угрюмости к шальному веселью, что ещё немного, и всё что ему останется – это сидеть возле дивана и оберегать её сон. Ну, может, тазик подставлять.
– Кофе будешь? С котлетами.– На ходу развязывая примотанную к животу олимпийку, заскочил в кухню и сунул брикет с деньгами подальше в вытяжку.
– Ничего я не буду, – пошатываясь, вошла следом Маринка. – И вообще, пошло оно всё на хер. Сдохнуть хочется.
Данила глянул на её вновь посмурневшее лицо и суетливо сгрёб со стола бардак, оставшийся после изготовления взрыв пакетов.
– Ты почти поллитры натощак выжрала! Не поешь – завтра до вечера не очухаешься. И, кстати, что за повод надраться?
– Все мужики козлы! – зло фыркнула она. – Этого достаточно?
Он усмехнулся.
– Угу, а все бабы дуры. Это правда жизни, дерзкая, а не повод для пьянки. Смирись! Ещё, кстати, есть хлеб с салом и огурцы, будешь?
Она подняла голову. В глазах опять стояли слёзы.
– А презервативы у тебя есть?
От неожиданности он протупил пару мгновений… и кинулся на неё.
Не разрывая поцелуя, спотыкаясь на ходу, кое-как добрался до дивана. Опрокинул её навзничь, навис, вклиниваясь коленом, между робко сведёнными бёдрами. В паху гудело от напряжения.
Нащупал замок на сарафане, дёрнул раз, два – не идёт… Маринка расстегнула сама и послушно подняла руки, позволяя стащить его с себя…
…Ворвался в неё, такую тесную и жаркую, грубым нетерпеливым толчком, сорвал вскрик – надрывный, громкий, испуганный… Перехватил беспокойно отпихивающие его руки, зажал над головой, вбиваясь в неё, чтобы кричала ещё, чтобы не отпускала это безумие, продолжала запрокидывать голову и выгибать спину, подставляя его губам груди – такие сладкие и нежные, словно нетронутый случайным прохожим первый снег… Сам его затаптывал, впивался губами, не мог оторваться. Сожрать её хотел, чтобы ни одна сука больше даже близко к ней подойти не посмела. Никогда.