Как было и как вспомнилось. Шесть вечеров с Игорем Шайтановым - стр. 95
Первая – Владимир Николаевич Турбин, его называли «самый правый из самых левых», то есть, будучи сторонником левого искусства, он держался в советских рамках. Организовал сбор подписей под коллективным письмом, осуждающим Синявского. Из хитрости собственную подпись не поставил, но в «Литературной газете» ее, конечно, добавили. Считал себя последователем Бахтина. Вел экстравагантный семинар по «экспериментальной поэтике», где поражал влюбленных в него девиц трактовками вроде той, что в «Станционном смотрителе» Самсон Вырин состоит в инцестуальной связи с дочерью Дуней. В конце жизни пробовал эстетически оправдать свои политические компромиссы, написав роман под названием «Exegi monumentum». Однако никто из бывших пылких «турбинисток» не воздвиг ему не только монумента, но и даже статьи в «Википедии». Забыли.
Вторая фигура – Геннадий Николаевич Поспелов, «самый левый из самых правых». Беспартийный марксист, ученик Переверзева. Жесткий социолог в подходе к литературе. Письмо против Синявского подписывать отказался.
Мы с Левой Соболевым выбрали Поспелова. И не пожалели. Начали с «Братьев Карамазовых» и четыре года занимались Достоевским. Поспелов спорил с Бахтиным, но был научно честен. Сам атеист, требовал читать Евангелие, а Библию в Научной библиотеке тогда выдавали. Мы начали и литературу, и жизнь познавать философски, а не социологически и не моралистически. Достоевский был нашим языком, нашим тезаурусом. Скажем, вопрос о человеческом равенстве мы ставили в такой редакции: есть ли среди людей «вельфильки» и «мовешки»? И понимали друг друга – под знаком Достоевского.
Философический тренд присутствовал у такого лектора-зарубежника, как Анатолий Алексеевич Федоров (у него был старший брат-латинист). Федоров-младший высокомерно относился к «пантеистическому» реализму (ремарковского типа), превозносил «феноменальный реализм» (Томас Манн) и поощрял экзистенциализм. Тогда умение выговорить без запинки слово «экзистенциализм» было шибболетом истинной интеллигентности. А Федоров еще и «экзистанс» произносил так, как будто это привычное слово русского языка.
В 1969 году в нашу жизнь вошел Камю. Даже целых два. Первый – это французский коньяк за девять рублей бутылка (реально можно было купить только в ресторане и в полтора раза дороже). Но за этим мы не гонялись – дороже ценился избранный Альбер Камю, впервые вышедший тогда в СССР. Синий томик я купил у спекулянта на Кузнецком мосту за пятнадцать рублей. Много тогда говорили о проблеме выбора, о должном и недолжном существовании.