Как было и как вспомнилось. Шесть вечеров с Игорем Шайтановым - стр. 23
А первая была сделана почти тридцатью годами ранее, летом 1908 года в Никольске, уездном городе Вологодской губернии, куда только что прибыл молодой ветеринар. По семейной традиции, установившейся по крайней мере с конца XVIII века, он окончил вначале Вологодскую духовную семинарию, потом, как полагалось в том случае, если выпускник не принимал священнического сана, испросил разрешения у губернатора и, получив его, поступил в Казанский ветеринарный институт.
В Никольске проработал до самой войны – империалистической. Ее прошел военным ветврачом сначала Гренадерской артбригады, а потом других соединений, аккуратно перечисленных в чудом уцелевшем «Трудовом списке». Демобилизовался в 1918-м, вернулся в родную Вологду, утопил офицерское оружие в пруду за собственным домом на Калашной (дом на улице, теперь носящей имя Гоголя, был снесен, когда участки начали скупать новые люди и застраивать особняками). Предусмотрительность не лишняя, если вспомнить о повальных в Вологде расстрелах бывших офицеров.
Следующие десять лет служил по специальности в Никольске, Великом Устюге, Вологде… Еще в 1960-х годах последние приходившие из пригорода молочницы вспоминали его разъезжающего на бричке по окрестным деревням.
В 1928 году дед с семьей переехал в Смоленск, где сначала работал заведующим ветлабораторией, а потом техническим (ибо тогда полагался еще и политический!) директором Научно-исследовательского ветинститута Западной области. На этом посту был арестован 29 декабря 1932 года и 8 мая следующего осужден решением тройки на десять лет. Судили в Москве; хотя громкого процесса не устраивали, дед проходил по чаяновскому делу – противников коллективизации и ее вредителей, то есть тех, на кого решили свалить последствия происшедшей в деревне трагедии.
Он умер своей (в чем родные, впрочем, не были вполне уверены) смертью в ноябре 1937 года, то есть менее чем через год после того, как была сделана вторая фотография. Фотография не для идиллического семейного альбома, как, впрочем, далеки от идиллии и те разговоры, которые ведутся над его страницами во многих семьях: да, этот дед умер там, а этот вернулся, отсидев восемнадцать лет; бабушка? – она сидела всего три года… И ведь семья не из профессиональных гангстеров или контрабандистов, а из врачей, учителей, землеустроителей. По старому – земская интеллигенция.
Забытые нами понятия, забытые лица, неузнаваемо измененные временем и, несмотря ни на что, – хорошие лица. Глаза, напряженные, всматривающиеся, от нас ожидающие чего-то большего, иного, чем формальная реабилитация с извещением о том, что «дело в уголовном порядке производством прекращено за недоказанностью предъявленного обвинения».