Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине - стр. 59
После минутного колебания подводы, на некоторой дистанции одна от другой, неимоверно гремя по булыжной мостовой, вскачь направились к порту. Мы – конвоиры – едва успели вскочить на них и зацепиться за нагруженные тюки.
На наше счастье, на виадуке были сергиевцы, и мы, бешено влетев в ворота порта, круто повернули направо и, немного отъехав, остановились.
Господи, что творилось в порту! Детали давно стерлись из памяти, но отдельные картины, как видения кошмарного сна, отчетливо встают перед глазами. Думаю, что никогда больше не придется увидеть пережитого тогда. В порту царила полнейшая дезорганизация, отчаяние и паника. Несколько пароходов стояли у «стенок», и около них бушевало море человеческих страстей и бой за возможность прорваться к сходням. В короткое время застрелилось несколько офицеров. Мне запомнилась брошенная зачем-то нагроможденная батарея 3-дюймовых пушек; орудия были накатаны в два яруса одно на другое. Зачем? Кому это понадобилось? Как чисто технически это сделали?
Кадет эта паника совсем не захватила. Было какое-то, совершенно самому себе непонятное спокойствие и безразличие. Мы подшучивали над тем, как нелепо были нагружены подводы. Наложены были высоко, как дома. На двух сверху сверкали начищенные инструменты духового оркестра. На других поблескивали рулоны подметочной кожи. Подшучивали над тем, что открой красные огонь – наши подводы были бы отличной целью. Конечно, о пароходе нечего было и думать. Наш «Николай» стоял без паров, без команды, обмерзая льдом.
В городе началось восстание. Порт был под защитой англичан. У одной из «стенок» был пришвартован английский крейсер «Церес». С крейсера, под командой его командира, был выслан отряд моряков с задачей не дать красным возможности просочиться в порт и помешать погрузкам. Англичане, для усиления своей команды, вызвали и нашу полуроту 1-й роты. Конвоирам приказано охранять подводы.
«Максимка» не заставил себя долго ждать. Со стороны Воронцовского дворца по порту был открыт пулеметный огонь, который невероятно усилил и без того большую панику. Наши «сверкающие» подводы (а день выдался ясный) привлекли внимание красных пулеметчиков. По булыжникам мостовой зацокали пули. В непосредственной близости с нами проходил ряд толстых деревянных столбов, квадратного сечения, поддерживающих сооружение зернового элеватора; столбы были расположены близко один от другого. За ними и укрылись конвоиры. Я с интересом наблюдал, как какой-то офицер, в защитной шинели и меховой папахе, с крупной и молодцеватой фигурой, сел на мостовую, между ног поставил станковый пулемет и с явным упоением строчил неустанно из него. Но так как он сидел высоко, то целиться никак не мог. Видимо, сама процедура стрельбы и строчка пулемета успокаивали его. Вдруг из-за пакгауза выскочила фигурка кадета 4-й роты. Бедняга был мгновенно сражен. Пуля навылет прошла под глазом к подбородку. Сколько помнится, фамилия его была какой-то производной от имени Симон. 3 или 4 старших кадета сейчас же подползли к нему, оттащили тело к пакгаузу и накрыли бывшим там парусиновым полотнищем. Один из этих кадет был легко ранен в руку.