К востоку от полночи - стр. 54
– Вот как?
– Видишь ли, он шантажирует тебя жалобой, а ты можешь сам перейти в наступление. Сказать, например, что уведешь его жену к себе.
– Ну что ты мне советуешь? Ты, Юрка, мне советуешь такую подлость? Ведь Галка Морозова… Я никогда не пойду на это.
– Уже не Морозова, а Костяновская, не забывай.
– Не был бы ты Оленевым, ох и врезал бы я тебе промеж бесстыжих глаз! Изыди отсюда, дай вздремнуть, пока у больных тихий час.
– Да, у твоих больных тихий, а у моих в реанимации всегда полумертвый час, – невесело пошутил Оленев. – Сейчас со «скорой» звонили, везут тяжелого ребенка.
– Вот и займись делом, интриган несчастный.
Оленев ушел, а Чумаков, придвинув на всякий случай поближе телефон, вытянул ноги на подставленное кресло и задремал. Ему снилось продолжение утреннего сна…
Итак, баллистическая вилка дальней дальности приближалась к груди. Острия зубцов переливались алмазными гранями, утяжеленная рукоятка, уточняя траекторию, вибрировала в воздухе, все яснее вырисовывался выпуклый орнамент. Четыре буквы клейма «нерж» недобро поблескивали в отраженном свете. «Почему „нерж“? – подумал Чумаков, тщетно пытаясь ослабить путы. – Чья страна, чей военный завод? Может быть, это „не ржаной“? Или „не ржет“? Или там написано „Серж“, а я просто не вижу? Ах да, это же „нержавеющая“…»
«За мной не заржавеет, – сказала совесть с полузабытым лицом Зины, – обихожу, обстряпаю, обошью, обмою и обласкаю, только женись. Не пожалеешь. Я верная, умная, добрая, щедрая, красивая, здоровая, шутливая, высокоморальная, любвеобильная, терпеливая…» Чумаков отрицательно мотнул головой. И вот вилка соприкоснулась всеми зубцами с кожей. Боли он не ощутил. Скосив глаза, смотрел, как сталь погружается в тело. «Так, – подумал он, – сначала кожа, подкожная клетчатка, сейчас она пронзает фасцию, раздвигает большую грудную мышцу, малую, еще не поздно, пока не опасно, можно раздумать и согласиться на условия. Еще не поздно». – «Так на чем мы порешили? – спросил профессор. – Я требую полной и безоговорочной трепанации без аннексий и контрибуций. На раздумье две секунды». – «Межреберная мышца, – подумал Чумаков, – сосуд не задет, можно зашить без последствий. Так что же я медлю?» – «У, преступник в белом халате, – злорадно сказал муж Ольги. – Опыты на больных делаешь? Я тебе покажу, доктор Менгеле!» – «Плевра, – подумал Чумаков, – это уже серьезно. Проникающее ранение в грудную клетку. Край легкого, пневмоторакс обеспечен, перикард, теперь все. Еще секунда, и она войдет в сердце…» Боли не было.
– …боль, – сказала медсестра, прикасаясь к его плечу. – Она жалуется на сильную боль.