К востоку от полночи - стр. 28
– Но как жить? – спросила Ольга. – Разве есть какой-нибудь выход? Худшим наказанием всегда считалось одиночное заключение. Мы так устроены, что не можем жить одни.
– Несомненно! – сказал Чумаков. – Только новая семья должна быть построена не на насилии, а на добровольной взаимопомощи близких по духу людей.
– Ну что вы говорите, – вздохнула Ольга, – какое еще насилие? Люди женятся по любви, добровольно, а если есть любовь, то есть и духовная близость.
– Любовь смертна, – ответил Чумаков, – а закон, связавший людей, живуч. Кровных родственников вообще не выбирают, кто бы они ни были, а законы морали принуждают нас считать их самыми близкими людьми. На чужого человека можно махнуть рукой, а от близких приходится принимать унижения, терпеть их своеволие и никуда не денешься – правила морали осуждают так называемую измену…
Чумаков говорил бы еще долго, если бы наметанным глазом врача не увидел – у Ольги начался приступ боли. Она сидела, вежливо слушала, но уже не слышала, взгляд остановился, зрачки расширились. «Я быстро», – сказал Чумаков и чуть ли не бегом побежал в отделение.
В этот же вечер он привез ее к себе домой. Старожил Сеня возлежал на диване, задрав ноги, по которым трудно было понять, то ли он босиком, то ли в черных носках; ничейный дедушка возился на кухне; Пети не было дома, а говорящий скворец на плохом английском напевал «мани, мани, моней» и выделывал антраша на жердочке. Сеня, видимо, решив про себя, что эта гостья сродни незапамятной Зине, нагло воззрился на нее и независимо закачал ногой в такт песне.
– Встань, дитя природы, – сказал Чумаков. – Лежать в присутствии женщины неприлично.
Сеня вскочил и, дурашливо расшаркиваясь, сделал реверанс.
– Это Сенечка, – сказал Чумаков, – мой слабоумный брат.
Сеня обиженно фыркнул и попросил рубль. Чумаков показал кукиш, а Ольга растерянно зашарила в сумочке. Чумаков остановил ее жестом руки, выгнал Сеню в ванную и сказал:
– Жить будете в одной комнате с дедушкой. Он человек мирный.
– Я тоже, – сказала Ольга.
Первым делом она сняла с вешалки куртку Чумакова и вознамерилась выстирать ее.
– У нас так не принято, – сказал Чумаков. – Я сам постираю.
– Я женщина… – начала Ольга.
– Не сомневаюсь, – перебил Чумаков, – но я мужчина и все делаю сам.
– Я так не могу. Я должна что-то делать, если живу у вас в доме.
– Можете ухаживать за свинками, если не брезгуете.
– Нет, я люблю животных, правда, больше всего – собак.
– Хорошо, – сказал Чумаков, – я подарю вам щенка.
Он сдержал свое обещание. Рыжий лохматый щенок был вызволен им из больничного вивария. Щенок был сиротой, отца он, как и все нормальные дворняжки, не знал, а мать умерла после неудачной операции. Щенка назвали Василием в честь Чумакова, потом он был торжественно усыновлен и получил отчество. Василий Васильевич был жизнерадостным здоровым щенком, делал лужи на полу, грыз обувь, лаял на скворца, пугал морских свинок и был любим всеми. Но особенно нежно Ольгой.