К востоку от Евы - стр. 23
В щели приоткрытой соседской двери едва различимо проступал бледный контур лица.
– Что? – переспросил я, хотя прекрасно слышал.
– Егор Степаныч деньги любит.
Сколько ни силился, я не мог рассмотреть говорившего, но, судя по росту и голосу, это, скорее всего, был ребенок.
– Егор Степаныч, – воодушевившись, позвал я. – Я готов заплатить за ее номер.
– Сколько? – тут же откликнулся старик.
Я достал из кармана смятые купюры и пересчитал: четыреста рублей сторублевыми бумажками и две по пятьдесят.
– Триста рублей.
– Я вызываю полицию, – проскрипел Егор Степаныч.
– Пятьсот.
– Уходи!
– А сколько нужно?
– Три тысячи. Наличными.
– Так много? У меня столько нет.
– Тогда я звоню в полицию.
Я снова порылся в карманах.
– Хочешь, я тебе дам три тысячи? – предложил голос из‑за соседской двери.
– Серьезно? – Я недоверчиво уставился в щель.
– Ну, у тебя же на карте есть? Переведешь, а я тебе бумажки.
Отдавать три тысячи за номер телефона было безумием, но я совершенно растерялся, понимая, что другого выхода нет.
– Ладно. Давай.
В щели вспыхнул свет, и я наконец увидел взлохмаченную девчонку в новогодней пижаме.
Она продиктовала свой номер телефона, и я перевел Наталье Ивановне К. три тысячи рублей.
После чего дверь закрылась, и на долю секунды я вдруг забеспокоился, что меня кинули, однако Наталья Ивановна довольно быстро вернулась и позвала:
– Зайди сюда.
– Зачем?
– Через порог нельзя ничего передавать. Не знаешь, что ли? – Она посторонилась, пропуская меня в свою квартиру. – На площадке холодно. А я болею.
На вид девчонке было лет шестнадцать. Облако длинных всклокоченных волос, любопытные глаза, подростковая неловкая суетливость.
В квартире сильно пахло апельсинами.
– Держи. – Она сунула мне в руку три тысячных купюры. – Егор Степаныч нам все продает. Смородину дачную, грибы, семечки и кабачки. Жадный очень. Мы бы и не брали, но мама считает, что «неудобно». Он приносит и говорит, что специально для нас привез. Хотя мы не просим. А потом торгуется еще. Но три тысячи за номер телефона – это, конечно, ужас.
– Думаешь, нужно поторговаться?
– Нет. Он не уступит. – Она понизила голос. – Очень вредный дед.
– Ясно. Спасибо! – Я благодарно улыбнулся. – Тут просто такая ситуация, что я, может, и на десять тысяч согласился бы.
– Ого. – Девчонка вытаращилась. – Она тебе еще больше должна?
– Кто? Ева? Нет. Там дело в другом.
– Понятно. – Она закусила губу, будто боясь сказать лишнее.
– Ты ее знаешь?
– Нет.
– Точно?
– Если речь о девушке с дредами, то с ней я не знакома.
– О ней. А как ты догадалась?
– В глазок ее видела. И на улице потом из окна. К Егору Степанычу не приходили другие девушки.