К нам едет Пересвет. Отчет за нулевые - стр. 43

– Мы не проиграли, – сказал Сурков. – Мы вообще более свободны, чем когда бы то ни было за всю историю России. Мне кажется, что если мы будем воспринимать наше настоящее как производное от поражения, если в нас будет присутствовать эта постоянная родовая травма, то ничего хорошего у нас не получится. Я уверен, что европейская сущность нашей культуры привела нас – своим путем, быть может, окольным путем, достаточно кривым, как часто у нас бывало – но туда, куда идет вся европейская цивилизация.

(Куда, кстати?)

Следом зашел разговор о СМИ – и, как следствие, о свободах.

– Я хотел бы напомнить, что мы имеем всего лишь три телевизионных канала, – сказал Сурков. – Но мы ни в малейшей степени не воздействуем на тысячи других средств массовой информации и не собираемся это делать. Тем не менее с недавнего времени у нас появилась странная профессия: счетчики демократии. «Вот стало меньше демократии, вот – стало больше». Это, конечно же, демагогия. В разных странах очень по-разному формируют структуру власти. Никаких догм здесь нет.

Если извлечь сухой остаток из всего сказанного им, то можно свести это к нескольким ключевым фразам:

Нас никто не побеждал.

Никаких догм у нас нет.

И не меряйте нашу демократию. Мы сами себе весы.

Такая вот идеология, чуждая мне в каждом постулате. Потому что мы проиграли и проигрываем до сих пор самым чудовищным образом. Потому что власть нуждается в догмах и минимальное чувство стыда ей тоже не помешает. Потому что, если мы не вправе замерять вашу демократию, отчего вы тогда вправе замерять нашу оппозицию?

«Если России нужна национальная идея, она может быть только одна: самоуважение», – сформулировал Сурков в финале разговора.

И это тоже, без сомнения, явное доказательство лично им преодоленного упадничества.

Кажется, что в словах кремлевского идеолога звучит некий металл, быть может, для кого-то даже драгоценный.

Но достаточно прийти домой и включить диск с песней Суркова, чтобы это ощущение исчезло: «Время угрюмое, кончились праздники. / Мир и покой. / Ломятся в дверь. / Это черные всадники. / Это – за мной. / Пусть меня гонят сквозь город простуженный / И через мост. / Прямо туда, где метелью разбуженный / Старый погост. Буду бежать без оглядки, без отдыха, / Только быстрей. / Слыша в аккордах морозного воздуха / Топот коней».

Похоже, это скачет Медный Всадник. И величественный бронзовый Петр по-прежнему различает в ледяном царедворце смятенного и слабого человека.

Человек бежит прямо к черному разлому в собственном сердце.