Изъяснение Божественной Литургии, обрядов и священных одежд - стр. 2

Вообще, всё священнодействие есть как бы один образ единого Тела Царства Спасителя – образ, представляющий все его части от начала до конца во взаимном порядке и согласии. Таким образом, псалмы, которые поются в самом начале, все, что предшествует им, что совершается и говорится в предложении Даров, – все это означает первоначальное время Христова Домостроительства. А что следует за псалмами (чтение Священного Писания и прочее) изображает дальнейшее. Хотя выше показана другая польза от чтений и псалмопений, – ибо они введены, очевидно, для того, чтобы побуждать нас к добродетели и умилостивлять Бога, – однако ничто не мешает им иметь и такое назначение; одно и то же, конечно, может и вести верных к добродетели, и изображать Домостроительство Христово. Ибо как одежда выполняет, с одной стороны, простое назначение платья – прикрывать собою тело, а с другой стороны, смотря по тому, какая она бывает, показывает и ремесло, и образ жизни, и достоинство того, кто ее носит, – так точно и здесь.

Священное Писание заключает в себе и богодухновенные изречения, и песни во славу Божию и побуждает к добродетели – через это оно освящает тех, кто читает его и поет; а благодаря тому, что избраны именно такие чтения и расположены именно в таком порядке, оно имеет и другое значение: довольно ясно изображает нам пребывание Христово [на земле] и Его Царство. И притом такой смысл имеет не только то, что поется или читается, но и то, что совершается. Каждая вещь совершается здесь по настоятельной надобности: она означает что-нибудь из дел Христовых, из Его деяний или страданий. Таков, например, вход в святилище с Евангелием или вход с Честными Дарами; то и другое делается по надобности: первое – для того, чтобы Евангелие потом читалось, последнее – для совершения жертвоприношения; [первое] означает явление Христа, [второе] – открытое вступление [в дело служения спасению рода человеческого]; одно – явление неясное, неполное, когда Он только что начал Себя открывать, другое – явление совершеннейшее, последнее. В числе того, что здесь совершается, конечно, есть нечто и такое, что делается вовсе не для удовлетворения какой-нибудь нужды, но совершается только для выражения известной мысли, например прободение хлеба и изображение на нем креста, или то, что нож для прободения бывает устроя ем в виде копья, или, наконец, прилитие к Святым Дарам теплой воды. Много такого можно встретить и в других Таинствах, например в Крещении: крещаемые должны снять обувь и одежду и, обратясь к западу, протянуть руки и дунуть – через это внушается, какова должна быть в нас ненависть к злому духу и до какой степени должно простираться отвращение к нему в том, кто хочет быть истинным христианином; другое что-нибудь в этом же роде при совершении Таинств имеет другое какое-нибудь значение. А то, что совершается при священнодействии Святых Даров, имеет прямое отношение к Домостроительству Спасителя: чтобы созерцание этого Домостроительства, находящегося как бы у нас перед глазами, освящало наши души и таким образом мы делались способными к принятию Святых Таин. Как тогда это Домостроительство воскресило вселенную, так точно и теперь, если постоянно будем созерцать его, оно делает душу созерцающего лучше и боголюбезнее. А если говорить точнее, то и тогда оно нисколько не принесло бы пользы, если бы его не созерцали, если бы в него не веровали. Потому-то о нем и было проповедано и потому-то Бог и употребил бесчисленные средства для того, чтобы в него уверовали, ибо иначе оно не могло бы произвести и своего действия – спасти людей, если бы существование его было сокрыто от тех, кто должен был спастись. Но тогда об этом [Домостроительстве] только еще проповедовали, и оно возбуждало почитание Христа, веру и любовь к Нему в душах людей неведущих, – возбуждало, значит, чувства, которых не было, а теперь, когда оно с благочестивым усердием созерцается людьми, уже уверовавшими, оно не возбуждает в них этих благочестивых чувств потому, что они уже есть в них, а только сохраняет, обновляет, усиливает; оно придает им большую твердость в вере, большую горячность в благочестии и любви. Если уж оно в состоянии было дать бытие тому, чего не было, то еще легче, конечно, может это соблюсти, сохранить и обновить. Между тем благочестие, вера, любовь к Богу, полная горячности, – это все такие чувства, которые непременно мы должны иметь, приступая к Святым [Таинам], без которых даже и смотреть на них крайне нечестиво. Поэтому чин священнодействия, естественно, должен служить выражением того созерцания, которое бы могло возбудить в нас такие чувства, чтобы мы не умом только размышляли, но некоторым образом видели глубокую нищету Богатого, странническую жизнь Того, Кто объемлет всякое место, перенесение оскорблений Благословенным, страдания Бесстрастного; видели, до какой степени Его ненавидели, и, однако ж, как Он Сам любил, Кто Он был и как уничижил Себя, что претерпел, что сделал и какую после того уготовал нам Трапезу, – и, таким образом, пораженные удивлением при виде неожиданного спасения, изумленные множеством Его щедрот, мы почтили бы Того, Кто оказал нам такую милость, Кто даровал нам такое спасение, вверили Ему свои души, предали Ему свою жизнь и воспламенили сердце огнем любви к Нему; потом, достигнув такого состояния, безбоязненно, как свои, приступали бы к пламени Святых Таин. Ибо, чтобы достигнуть нам такого состояния, для этого недостаточно того, чтобы в известное время изучить все, касающееся Христа, и знать это; нет, для этого необходимо, чтобы око нашего ума было постоянно обращено к этим предметам, чтобы мы созерцали их, употребив все усилия к тому, чтобы удалить все другие помыслы, так как мы должны при этом иметь в виду сделать свою душу, как я сказал уже, способной к освящению. Ибо если мы будем иметь только понятие о благочестии, так что, когда нас спросят о нем, мы могли бы отвечать здраво, а когда нужно приступать к Таинствам, не будем созерцать всего как следует, а, напротив, внимание наше будет обращено на другие предметы, то от этого знания нам не будет никакой пользы, потому, что при этом в нас не может пробудиться ни одно из тех чувств, о которых было сказано, – мы будем иметь настроение, соответственное тем мыслям, которые будут занимать нас в это время, в нас будут преобладать такие чувства, какие они в состоянии пробудить. Поэтому-то и присвоен священнодействию такой вид, при котором одно не только высказывается словами, но и представляется подробно взорам; другое выражается во всем священнодействии для того, чтобы посредством этого удобнее действовать на наши души, чтобы в нас было возбуждено чувство, а не простое только созерцание, так как воображение при содействии глаз гораздо яснее представляет нам образы предметов; посредством другого не дать места забвению, не допустить мысли обращаться на другие предметы, пока дело не дойдет до самой Трапезы, чтобы таким образом, будучи исполнены таких мыслей и имея сознание в полной силе, мы приобщились Святых Таин, присовокупив к освящению освящение, к освящению в созерцании – освящение самым делом и преобразуясь от славы в славу, от меньшей в такую, которая больше всех. Вот смысл всего священнодействия, говоря вообще.