Извини, меня ждут… - стр. 40
– Если бы я это сделал, я бы сбежал и ни за что бы не уехал, окончательно потеряв доверие Абуэло. Я не мог так с ним поступить, я бы предал его. Да, я выбрал деда, а не вас. С вами я поступил подло…
Отдавал ли он себе отчет в том, что каждое его слово было как удар кинжала в сердце? Он говорил о доверии. А как же насчет нашего доверия? Он растоптал его.
– Этому нет прощения, я понимаю… но я был в ужасе от необходимости уехать и бросить вас… и не хотел выглядеть лузером, от которого родители и дед стремятся избавиться. Они не знали, что со мной делать. Я был никем, Яэль, и я не готов был позволить вам понять это…
Он низко опустил голову. Когда он снова посмотрел на меня, на его губах проступила грустная улыбка.
– К тому же в мой последний вечер мы устроили безумную гулянку по случаю твоей новой работы.
– Это правда…
– Я постоянно думал об отъезде, я едва не раскололся и не рассказал вам все, но я не хотел отравлять тебе праздник, хотел побыть с вами без проблем до самой последней минуты.
В моем воображении возникла четкая картина. Та, которую все десять лет я запрещала себе вспоминать, потому что это было слишком больно.
– Это значит, что когда ты провожал меня пешком до дома в семь утра…
– Я знал, что больше тебя не увижу, – признался он.
– Ты меня обнял и попросил сохранить твой билет…
– На концерт Бена Харпера… я хорошо помню… А я убежал и поехал в аэропорт.
Я обхватила голову руками и уставилась на плитки пола.
– Мог бы прислать какое-то сообщение, уже после отъезда!
– И что бы это дало? Я должен был поставить вас в известность, что я в отчаянии, что я ни к чему не пригодный неудачник?! И потом, я очень боялся ваших упреков. В тот день, когда я узнал от Абуэло, что ты приходила к нему, я понял, что уже поздно объявляться, что будет только хуже.
– Как бы не так… Ты просто искал себе оправдания, чтобы сжечь все мосты между нами, а заодно и нашу дружбу.
– Как ты можешь так говорить!
– Да заткнись ты, Марк!
Я глубоко вздохнула, откинулась на спинку стула, неожиданно навалилась ужасная усталость. Я не знала, что еще ему сказать, раздосадованная и придавленная воспоминанием об этой последней встрече с его дедом.
На следующий день после того, как наши увели меня от факультета, я не пошла на работу, а уселась на тротуаре перед дверью дома, где жил дед Марка, полная решимости оставаться здесь, пока он не придет. Было около девяти вечера, когда я заметила его: он приближался, что-то насвистывая. Старик остановился передо мной с мягкой улыбкой на губах, на нем был один из вельветовых пиджаков Марка. Он пригласил меня зайти. До сих пор помню, как, поднимаясь за ним по лестнице, подумала, что дед в отличной форме, если может на такой скорости карабкаться на четвертый этаж. Он не переставая насвистывал, что меня крайне раздражало. Когда мы вошли в квартиру, я осталась в прихожей, скрестив на груди руки, возле входной двери, а он пошел по длинному коридору, оформленному в теплых тонах – охра, красное дерево – и освещенному настенными светильниками. В конце концов я не выдержала: