Изумрудный плен - стр. 13

Разбитый, но несломленный, он залез под одеяло мягкой постели, а камень вместе с золотым перстнем поместил на прикроватную тумбочку, и стал заворожено глядеть на талисман. Так и заснул.

Его посетило ночное видение. Как будто в дымке, сквозь туманное марево возникает огромное здание с позолоченным куполом, рядом – колоссальная статуя высотой с двенадцатиэтажный дом с высеченной на постаменте надписью: «Нерон Цезарь». Расплывчатые очертания различаются всё явственнее. Вот он внутри здания. Стены и потолки украшены мозаикой. Он входит в круглый пиршественный зал, инкрустированный золотом, перламутром и слоновой костью. Полно народу. Гости в белых тогах с пурпурной полосой, возлежа на ложах-клиниях, едят и пьют, а кушанья и вина им подают слуги. Неумеренное чревоугодие и пьянство! С потолка плавно падают лепестки роз. Фомин догадывается: он в Золотом дворце удовольствий Нерона, о котором много читал. Древний Рим! Пирующие, облокотившись на левую руку, едят и внимают музыке и песне. Полный человек в пурпурной тоге и с золотым венком на голове играет на лире и поет. Это же сам император Нерон! Пение его фальшиво и монотонно, голос визглив и невыразителен.

Фомин идет вдоль стен, мимо освещающих зал бронзовых канделябров, но останавливается как вкопанный. Что это? Канделябр с птичкой, тот самый, что в его домашнем кабинете. Огонек светильника весело пляшет, а в отсвете пламени трепещет позолоченная птичка. Внезапно император прерывает пение, берет в руку круглый зеленый камень и, зажмурив левый глаз, смотрит через него на одного из гостей. Бедолага, пожилой аристократ, от нудного аккомпанемента и тягучего пения задремал. Нерон медленно поднимается. Схватив стеклянный кубок, с силой разбивает его оземь. Все вздрагивают.

– Свобода наслаждений и необузданность чувственности – это и есть обретение счастья! – кричит Нерон.

Гости с неодобрением смотрят на нарушившего правила аристократа. Два стражника-преторианца стаскивают старика с клинии и уводят. Император, мило улыбнувшись публике, садится на место и берет лиру. Хочет запеть, но вдруг, поменявшись в лице, откладывает инструмент и, снова взяв зеленый окуляр, глядит сквозь него. Теперь он рассматривает Фомина. «Не может быть! – проносится у того в голове. – Он меня видит!» Олег волнуется, у него трясутся коленки, мурашки бегут по коже, струйка пота течет со лба. Оглянувшись в поисках убежища, замечает: все присутствующие поворачивают головы в его сторону, но, не понимая, что происходит, с опаской озираются по сторонам, недоуменно шепчутся, пожимают плечами.