Израненные души - стр. 8
Фиона воинственно задирает подбородок, а я улыбаюсь. Бунтарка. Дерзкая, сильная девочка, хоть и выглядит хрупкой. Похоже, в этой семье дети любят идти против навязанной родителями воли.
– Фиона! – одергивает дочь Виктория, и мечет в нее грозный взгляд.
– А что? Пусть чувак знает, с кем связался. Аарон, так ты расскажешь, зачем пришел?
– Аарон? – еле слышно произносит Виктория и переводит на меня взгляд широко распахнутых глаз.
Вот теперь она меня видит. До момента, пока Фиона не произнесла мое имя, Виктория скорее скользила по мне взглядом, будто я был настолько незначимым, что и запоминать меня ни к чему. А сейчас она впивается в каждый сантиметр моего лица и наконец останавливается на глазах.
Ее собственные расширяются и наполняются блестящими слезами. Рука Виктории взлетает, и тонкая ладонь с почти прозрачной кожей и тонкими линиями синих вен накрывает шею. Она открывает и закрывает рот, будто пытается вобрать столько воздуха, сколько может. А еще выглядит так, будто внезапно потеряла голос.
Бросаю взгляд на Фиону. Хмурясь, она мечется взглядом между мной и матерью. На лице написано непонимание происходящего.
– Мам? – зовет она испуганно. – Мам, все нормально?
Виктория не отвечает, продолжая внимательно рассматривать меня. Она все еще не верит, что перед ней сижу именно я.
А меня, откровенно говоря, эта ситуация уже начинает раздражать.
По большому счету, я сделал все, что хотел. Посмотрел в глаза женщине, которая ради члена бросила на произвол своего ребенка. Позволила забрать его и отправить в самый центр гадюшника. Ни разу за всю жизнь так его и не навестив. Старая гребаная сука, которую я так люто ненавижу!
– Сынок, – наконец выдавливает из себя эта курица.
– Я тебе не сынок, – отрезаю грубо.
– Сынок? – переспрашивает Фиона. Перевожу на нее взгляд и вижу, как ее глаза становятся огромными. – Мам, что это значит?
Виктория сглатывает и прочищает горло, а потом поворачивает голову и смотрит на дочь. От лица отлила кровь, и Виктория Майклс сейчас похожа на привидение.
– Фиона, дай, пожалуйста, воды, – сипит она.
– Мам, может, вызвать врача? Ты побледнела.
Фиона быстро подставляет стакан под кран, а потом всовывает его матери в руку, после наблюдая, как та делает жадные глотки. Обливается и пытается стереть со своего серого платья влажные пятна.
– Мам, все нормально? Вы кто? – резко спрашивает она, переведя на меня взгляд. Злится, да только не на того.
– Сама расскажешь? – смотрю на Викторию, и та снова сглатывает и ставит стакан на стол.
Схватившись за край столешницы, она пытается подняться, но пошатывается. Фиона, вскочив, поддерживает мать под локоть. Пальцы, которыми Виктория держится за стол, побелели и дрожат так сильно, что даже когда она сжимает их на деревянном полотне, я все равно вижу, как они трясутся.