Изощренное убийство - стр. 39
Когда она вернулась в общий кабинет после беседы со следователем, к ней подсел доктор Штайнер и проявил доброту и участие. Доктор Штайнер всегда был добрым. Было легко критиковать его за бездействие и смеяться над его странными пациентами, но он действительно переживал за людей, в то время как доктор Бейгли, который так много работал и изматывал себя бесконечными приемами, на самом деле людей не любил, а только хотел этому научиться. Дженни сама толком не понимала, почему была в этом уверена. Ведь раньше она никогда об этом не думала. Сегодня вечером, однако, когда первый шок после обнаружения тела прошел, ее мысли были неестественно ясными. И не только мысли. Все ее ощущения странным образом обострились. Осязаемые предметы вокруг нее: ситец, покрывающий кушетку, красное одеяло, сложенное у ее изножья, разнообразные насыщенные оттенки зеленого и золотого, которыми переливались хризантемы на письменном столе, – все казалось ей более четким, ярким и более реальным, чем обычно. Она видела, как изогнулась рука мисс Саксон, которую та положила на стол и обвила вокруг книги, и как поблескивают маленькие волоски на ее предплечье в свете настольной лампы. Дженнифер стало интересно, всегда ли Питер видит бурлящую вокруг него жизнь с такой удивительной отчетливостью, так, будто ты только что родился в незнакомом мире, который еще пестрит чистыми яркими красками дней сотворения. Наверное, именно так воспринимает окружающее художник.
«Наверное, это влияние бренди», – подумала Дженнифер и рассмеялась. Тут она вспомнила, как полчаса назад услышала недовольное бормотание старшей сестры Эмброуз: «Чем этот Нейгл напоил Придди? Бедная девчушка почти пьяна». Но она не была пьяна и на самом деле слабо верила в то, что виной такому настроению было именно бренди.
Доктор Штайнер придвинул стул ближе к ней и на одно мгновение положил руку ей на плечо. Без долгих размышлений мисс Придди сказала:
– Она была добра ко мне, а я ее не любила.
Она уже не испытывала ни сожаления, ни чувства вины по поводу случившегося. Это была лишь констатация факта.
– Вы не должны об этом беспокоиться, – мягко сказал он и погладил ее по колену.
Она не возражала против поглаживания. Питер сказал бы: «Похотливый старый козел! Скажи, чтобы убрал свои лапы». Однако Питер был бы не прав. Дженни знала, что поступок – проявление доброты. В какой-то момент ей захотелось склонить голову к его голове, чтобы дать ему знать – она все понимает. У него были маленькие и удивительно чистые для мужчины руки, совсем не такие, как руки Питера с длинными, костлявыми пальцами, заляпанными краской. Она заметила, как курчавые волосы выбиваются из-под манжет рубашки доктора, увидела черную поросль на запястье. На мизинце у Штайнера была золотая печатка, тяжелая, как кастет.