Измена. За что, любимый? - стр. 11
— Папа. Я так рада! — сжала его ладонь, почувствовала, как влажнеют глаза.
— Правда? — удивлённо переспросил он. — Ты ведь даже не спросила: за кого?
Усмехнулась:
— А разве есть варианты? — счастье распирало меня. — Рустам и я…
— Какой ещё Рустам? — отец наморщил лоб, припоминая.
— Каримов, конечно, — подсказала я, не понимая, как он может не знать.
— А причём здесь Каримов? — отец прямо таки разозлился. — Разве я не говорил тебе, чтобы ты держалась от этого прощелыги подальше?
— Он не прощелыга! — вступилась я.
— Ну, скамер, — фыркнул отец. — Одного другого не лучше.
— Папа, ты как маленький! Скам[1] будет существовать, пока людям будет хотеться быстрых халявных денег. А это будет всегда! — я не видела ничего зазорного в том, чем занимается любимый. — Есть спрос — есть предложение. Разве не так работает бизнес?
— Не так, Саломея, совсем не так. Это — паршиво и гадко. Обман, подлог, аферы всякие. Этому я тебя учил? Не понимаешь что ли, у таких людей — один шаг до криминала. До серьёзного такого. С убийствами. Уж поверь мне.
— Пап, ты утрируешь!
— Нет, дочур, я предупреждаю и уберечь тебя хочу. Думаешь, он с тобой потому, что любит? Да нет, денюжки он твои любит, приданное твоё…
И тут мне доходит — значит, тот за кого он собирается меня отдать — не Рустам?
— За кого же я должна выйти замуж?
— Сейчас узнаешь, — отец потянулся к селектору — даже в палате без работы не мог, — он уже здесь? — бросил в аппарат. — Да, — раздалось с той стороны. — Пусть войдёт.
И он вошёл.
Я так и осталась сидеть с открытым ртом.
Серьёзно? Папин помощник Генка Букреев? Это шутка?
Гена никогда не нравился мне. Даже не так. Я не воспринимала его всерьёз. Обслуживающий персонал, не более. А значит, невидимка. Недостойный моего внимания. К тому же, на фоне яркого и обжигающе красивого Рустама, Гена казался мне блёклым, невзрачным, почти уродливым.
Поэтому я вскочила и заявила, уперев руки в бока и игнорируя то, что отец болен и прикован к постели:
— Ты хочешь сказать, что я должна выйти замуж за него? — ткнула пальцем в мужчину. — Он же старый! И страшный… И вообще — он же твой работник.
— Ты выйдешь за него! — строго сказал отец. В голосе звенела сталь. Он впервые говорил со мной в таком тоне.
— Ни за что! — закричала я и топнула ногой. — Вы повезёте в ЗАГС мой труп!
Сказала и пулей вылетела прочь. Меня душили эмоции, я давилась слезами и захлёбывалась гневом. Как? Как любимый отец мог со мной так поступить? Почему? За что?
— Саломея Львовна, постойте! — окликнул меня Геннадий Букреев, выскочив следом.
— Уйдите, Геннадий, прошу! — я зажмурилась и замахала на него руками. Чтобы не приближался. Он поднял руки в примиряющем жесте — мол, спокойно. Я тут.