Измена. Я (не) буду верным - стр. 45
— Не пока, — выдавливаю, глотая ком слёз. Папа… Боже, как так вообще? — Я сама возглавлю компанию.
— Дело ваше, — финансист, кажется, удивлён. — Так вот, пока ваш отец в морге, но завтра с утра мы поедем за ним и…
Каждое его слово режет. Хватаюсь за сердце и уже не могу сражаться со слезами. Захлёбываюсь ими, дрожу. Рыдаю вслух, и финансист это слышит, извиняется неловко, ещё раз выражает соболезнования и сворачивает разговор, пообещав писать мне о том, как продвигаются вопросы.
Не сразу замечаю, что ко мне в комнату Андрей зайти успел. Видимо, услышал, как я плачу. Смотрит на меня с сожалением, шаг ко мне делает, и проговаривает сипло:
— Соф, да, я виноват, но клянусь…
— Пошёл к чёрту! — рычу сквозь слёзы. Только объяснений мне его сейчас не хватало. И вообще… Разве я теперь должна терпеть его присутствие в моей жизни? — Убирайся отсюда. Вещи собирай.
Андрей ощутимо напрягается, но не сваливает. Наоборот, ещё ближе подходит, даже ко мне на кровать садится. Вздрагиваю и отодвигаюсь.
Он тяжело вздыхает. Шумно, с явной горечью. Но какого чёрта я вообще всё это замечаю? Наплевать на него.
Папа… Господи, как же так? Да ещё и в другой стране, вдалеке от дома, от меня…
— Соф, да, измена была, — неохотно и надрывно выдавливает Андрей. — Но я тогда толком не сознавал, насколько неправ. Ты же знаешь, что до тебя для меня секс был как в магазин сходить — тупо удовлетворение потребностей.
Если бы не новость о папе, меня бы сейчас каждое слово его объяснений по-живому резало. Одно дело: знать об измене, а другое: слышать от него такие циничные слова. Не сознавал… После года жизни со мной?
Но сейчас даже это не так уж задевает. Больше бесит, что Андрей какого-то чёрта всё ещё здесь. Хотя исчезнуть должен.
— Я понимаю, что это мерзко, — не затыкается он. — В нашу годовщину… — морщится.
Кусаю губы, глотаю слёзы. А ведь папа доверял этому человеку… Все знали, что отец компанию на него переписать хотел. И так и не узнал, что этот ублюдок его нагло обманывал, использовал.
А теперь усиленно вглядывается в меня, мешая дышать. Хотя мне и без того это всё сложнее даётся: ком в горле душит, слёзы не дают о себе забывать. Сердце болит. И далеко не по тем причинам, которые этот ублюдок мне тут упорно обрисовывает.
— Я не умаляю своей вины, но вещи собирать не буду, — треснуто добавляет он, неловко потупив глаза. — Я буду бороться за твоё прощение, — звучит даже решительно, вот только за какую идиотку он меня принимает?
Рыдания превращаются в нервный смех. Андрей как-то обеспокоенно смотрит на меня, и я не сдерживаюсь: