Измена. Верни мою любовь - стр. 25
— Но это не говорит о том, что и нам надо вырастить свою футбольную команду… — смеялась я, прижимаясь к боку мужа и идя вдоль узкой мостовой.
— Ну нет конечно, но дети это ведь хорошее дело… — заметил тогда Роберт и поцеловал меня в висок. От его губ расплывалось тепло и мурашки по коже. Я уткнулась носом в шею мужа и зацепила губами кожу.
— Хорошее… — согласилась я тогда.
А оказалась лёжа в постели с мыслями о том, что Роберт попросил аборт в качестве цены развода.
Меня трясло, такая лютая дрожь, что я чуть ли не в голос хотела кричать. Меня била истерика и, лёжа на кровати, у меня почти выворачивало суставы. Нить, которая связала наши с Робертом сердца натянута была до предала и тонко тренькала с каждой секундой, только сильнее рвалась. Я не могла поверить в то, что это мой муж. Самый родной и близкий человек, которому проще пустить меня под нож, но лишь бы все было так как он сказал. А ещё недавно рядом с ним я задыхалась от любви. Это то невероятное болезненное чувство, когда все вокруг просишь: небо, господа, чтобы всегда было так.
А сейчас я понимала, что как бы не была велика моя любовь к мужу, я не смогу никогда перешагнуть через его предательство и эти сказанные слова.
Мне оставалось лишь просить ,чтобы больше не было больнее. Но я вместо этого я спряталась в углу спальни и до красных отметин прикусывала себе запястья, чтобы не орать. Я давилась слезами и невысказанными словами. Я обнимала себя и чувствовала, как на коже, где были раньше поцелуи Роберта, проступали кровавые шрамы.
А потом он сам пришёл. Принес в моей старой, ещё с общежития привезённой, большой чашке ароматный чай с привкусом душицы и клубники и уговаривал его меня пить.
— Ксенька-печенька, ну давай, давай родная… — шептал он, присаживаясь напротив меня на пол. — Вот выпей, я мёд положил. Ксюш, ну прекрати…
Утешать у Роберта меня не получалось. Он быстро выходил из себя и бесился от бессилия. А потом, все же вытащив меня из угла, заставил лечь в постель.
— Все будет хорошо, Ксюш… — шептал он ночью, заворачивая меня в толстое одеяло, которое пахло им. — Я во всем разберусь и ничего больше не сможет расстроить тебя, веришь?
Я не верила и надо было ковать железо пока горячо, уговаривать, просить гарантии, но у меня не было сил на все это.
У меня осталось лишь замершее на устах:
— Ненавижу тебя…
— А я тебя люблю, — отвечал мне Роберт и пытался поцеловать, но меня трясло от его прикосновений, до натянутых мышц и скованных истерикой конечностей.
А потом наступило утро.
Я даже не поняла, когда оно наступило. Просто резко открыла глаза и поняла, что находилась в квартире не одна.