Измена, развод и прочие радости - стр. 27
— Надеюсь, собака с нами не едет? — я прижала к себе Ириску уже из-за противоречия, но айтишник вздёрнул бровь и крикнул в сторону дома: — Эй, псину кто-нибудь заберите!
И когда вездесущий Толик принял собаку из моих рук, Ник побормотал:
— Всё-таки приятнее, когда к твоей спине прижимается девичья грудь, а не собачья задница…
— Я умею водить снегоход, — сразу открестилась от совместной поездки я.
— Но их всего три, а нас шесть, — он застегнул куртку под горло и натянул на голову шапку. — Или ты боишься со мной ехать?
Он прищурился. А губы дёрнулись в издёвке.
— Не трусь, не изнасилую я тебя в лесу…
— Но в овраг всё же скинешь? — я вытащила из кармана вязаную шапку и нацепила на голову.
— Зачем скидывать, если можно просто не заметить потерю на повороте? — философски, сам у себя, спросил Никита, а я посильнее вцепилась в него. — Ты из меня завтрак выдавить хочешь?
— Нет, я хочу узнать, что у нас будет на обед, — огрызнулась я, всё же ослабив хватку.
Меня прокатили по заснеженным полям. По какому-то дикому лесу, чтобы в итоге остановиться на холме, внизу которого блестела, замёрзнув голубой лентой, река.
— Селфиться, чекиниться будешь? — спросил Ник, вытаскивая из рюкзака термос с чаем.
— Что? Нет… Зачем? — опешила от его вопроса я, принимая кружку с травяным настоем.
— Ну все инстателочки так делают…
— Какая из меня инстателочка? — дёрнув за штанины бежевых трико и ударив нога об ногу валенками, спросила я.
— Вот именно… — он стянул шапку и взъерошил волосы, которые сегодня были без резинки. — Будь ты именно такой, я бы не чувствовал себя полной свиньёй…
— Прости… — опередила его я, стараясь избежать момента с извинениями. — Извини, я не должна была доводить до такого…
— Да нет… Это ты меня прости… Как шестнадцатилетний идиот полез на девчонку, которая разводится с мужем. Так ещё и любит его… Кстати, есть за что?
Никита поднял на меня глаза. А я не смогла отшутиться, что за хорошее достоинство в виде толстого кошелька. Как-то врать не хотелось. Не ему. Себе…
— Ну… — протянула ему кружку, чтобы он наполнил её снова. — Он был первым моим мужчиной и я… Я ведь даже не знаю, каково это — быть с кем-то кроме него. Понимаешь, все эти годы я на парней-то смотрела, как на прозрачные стёкла, а тут, оказывается…
Я замолчала. Мужчина пристально всматривался в меня. Не знаю, что он хотел увидеть. Но волна сомнения разделила нас.
— Он не был принцем. Да и я не принцесса. Он был обычным, добрым, хмурым, вредным, заносчивым… Знаешь, он так и не научился разговаривать с нашей консьержкой, а её это обижало, что к ней как к мебели обращаются. А я… Я сглаживала углы, отводила от него недовольство. Мне легче сходиться с людьми… И я поняла, что это ему надо… Так надо, чтобы за спиной стояла та, кто примет его целиком. Без ехидных советов. У меня не получалось… Но я старалась, честно. Это было неправильно, я теряла себя с каждым часом всё больше, погружалась в его жизнь, наплевав на свою.