Измена. Простить или отомстить - стр. 28
Вышел в подъезд.
Цветы надо купить, охапку красных роз.
И мчать к любимой.
Драчунья, проказница…
Я не отпущу ее никуда, она моя.
17. Глава 17
От Насти я вышла в еще более худшем состоянии, чем была до встречи с ней. Добрела до машины, приказывая себе не реветь. Но руки все равно трясутся.
Я становлюсь припадочной.
Может, все эти 5 лет я и была такой. Просто не демонстрировала. Сначала проверяла Давида без конца, а потом прекратила, чтобы не сойти с ума. Но я всегда ждала ножа в спину.
И, кажется, дождалась.
— Дыши, — прошептала, и сбавила скорость. — Просто дыши. Бож-же…
Настю ударила. Я! Ударила!
Она мне как сестра. Да и Давид вечно кривился при виде моей лучшей подруги, хлестко описывая её недостатки. И даже мои замечания не заставили его прекратить. Она не в его вкусе.
— Но муж и лучшая подруга — это классика, — заспорила я с самой собой, припоминая все известные мне случаи измен.
А что если Настя и Давид меня дурят?
Нет, это слишком подло.
Ну а если?
Нет, этого не может быть! Или может?
А та Вероника? Точно ли она знакомая свекрови? Очень сомневаюсь. Практически уверена что к нам подходила любовница моего мужа. И не постеснялась ведь!
Настя или Вероника? Или кто-то третий?
Свернула к «Пятерочке», и припарковалась. Губы дрожат, руки трясутся, в мыслях сумбур. Лицо… Взглянула на себя в зеркало, и ужаснулась — бледная как смерть.
Нужно немного успокоиться, иначе я не доберусь до дома. Скорее, до реанимации из-за аварии.
Этот шарф на кровати меня уничтожил. Как и кровь Насти. До чего я дошла! Не помню что бормотала подруге, я чуть не задохнулась там, в её квартире. Что со мной стало? Куда делась та Лиля, любившая смеяться, играть на скрипке не по работе, а для души, фотографировать красивые рассветы и закаты? Откуда взялась мечущаяся по ночному городу истеричка?
Я не могу так больше. Не хочу и не могу.
Не знаю, сколько времени я провела на парковке — пять минут или час, но я опомнилась, успокоилась и поехала домой. Пора вернуть прежнюю себя, вот только вернуть ту, адекватную Лилю я смогу лишь тогда, когда узнаю правду.
В квартиру я поднималась как на эшафот. Энергии нет, я через чур спокойна, отрешена. А блудный муж, оказывается, дома.
— Ты где была? — Давид вскочил с дивана при моем появлении. — Дэн звонил, сказал что тебе плохо, он скорую вызвал а ты уехала. Родная, какая же ты бледная. Так плохо? Малыш…
У Давида такое встревоженное лицо. Такие честные глаза. А в ладони зажат букет, и пара кроваво-красных лепестков украшают наш ковёр. Пахнет в гостиной сладко.
И всё это ложь: цветы, тревога мужа, его честные глаза. И пахнет дома тоже ложью.