Измена. Мой ласковый и нежный врач - стр. 10
— А зачем, собственно, мне это делать? Чтобы ты деньги расфукала, а потом ко мне же с помойки и приползла. Знаешь как таких, как ты разводят? Да из той же соц опеки найдутся желающие твою конуру к рукам прибрать. Ну или та же подружайка твоя ушлая. Да кто угодно! И потом, я уже сказал, что разводиться с тобой в ближайшее время не собираюсь. Это и на моей карьере отразиться может. Поползут слухи, что жену-инвалида бросил, а шеф у нас прямо-таки одержим «семейными ценностями». Нет уж! Проживём как-нибудь так, приспособимся. Ты просто усвой, кто в доме хозяин. Сиди себе спокойно в своей комнате и в наши с Ксюшей дела не лезь. Не многого же требую. Ну как, договорились?
Послать его лесом я не успеваю. В комнату, потрясая моим телефоном, вплывает довольная племяшка. Благо хоть у этой бесстыдницы хватило ума халатиком срам прикрыть.
— Вот, кое-как нашла. Он за тумбочку завалился. Набирала ей, но режим беззвучный. Пришлось так во все щели заглянуть, — звенит она радостным голосом, заискивающе заглядывая в глаза Стаса, — Вы как, поговорили? Что теперь делать будем?
— Да как обычно. Ника у нас в свою комнату отправляется. Покорми её и пусть отдыхает. А мы с тобой кинцо какое-нибудь посмотрим.
— Кинцо под винцо? — хихикает мерзавка, вызывающе повиливая попой.
— Можно и под винцо, — усмехается Стас, — Но ты давай, стопэ, не заводи раньше времени. Нужно сперва о моей супружнице позаботиться…
***
— Ешь, кому сказала! — злится расположившаяся напротив меня Ксюша, — Мне посуду забрать нужно. Я тут вечность около тебя торчать не собираюсь! Стасик шашлычки под киношку заказал и за вином поехал.
Отрицательно качаю головой и отодвигаю тарелку с жиденькой перловой похлёбкой. Даже если бы хотела есть, не смогла бы. Кухарка из Ксении как из осла светофор – готовить она не умеет от слова «совсем». Интересно, заставлять меня её помоями питаться – это тоже часть наказания?
— Сама свою баланду хлебай. А лучше вместе со Стасом. Вы оба – такое же дерьмо, как и твой суп!
Ксюша зеленеет как новогодняя ёлка и выпучивает на меня свои бесстыжие зенки. С минуту, видимо не находя подходящих слов, беззвучно открывает и закрывает рот, прям как рыба, выброшенная на берег. А после срывается с места, подскакивает к прикроватному столику и смачно плюёт в тарелку и без того сомнительной жижи.
— Вот! Приправила немного! — верещит, перемешивая содержимое ложкой, — Не поперхнись! И учти, пока это не съешь, другой еды сегодня не будет!
— Ксюш, — говорю я, стараясь не показать, насколько мне больно, — Ты реально не понимаешь, во что ты влезла? Ну пораскинь немного мозгами, племяш. Понимаю, что сложно, но попытайся. Ты вот как себе представляешь дальнейшее развитие событий? Вы меня навечно в этой комнате запрете и будете жить долго и счастливо? А ты не думаешь, что однажды кто-нибудь узнает, что вы меня тут насильно удерживаете, издеваетесь, что он меня избивает, что ты вот в еду плюёшь и голодом моришь… Ксения, ты осознаёшь, что за такое ты на несколько лет присядешь? О Стасике я вообще молчу. Знаешь что ты должна сейчас сделать? Просто дай мне мой телефон. Стас не узнаем. Его же сейчас дома нет. Я тебя не сдам. Удалю исходящий… И потом, если я исчезну, разведусь с ним, тебе же лучше будет. Он попрыгает и на тебе женится. Стас не привык быть один…