Изгони меня, или Дачная готика - стр. 3

Но триумф «Сапфира» был недолгим, за восьмидесятыми пришли девяностые, и оказалось, что то ли резиновые изделия, то ли детали для тракторов никому не нужны. После нескольких бурных лет завод обанкротился и был отдан то ли под склады, то ли под свалку. В те годы в дачном кооперативе «Сапфир» было удивительно тихо. Дачники продолжали приезжать, но почти не разговаривали друг с другом и прятали глаза, переживая коллективное горе. Некоторые пили, некоторые умирали. Аналогичная судьба постигла жителей «Весны», «Полянки» и «Литейщика», и только проклятый «Белый медведь» оставался на плаву, превратившись в совместное предприятие то ли с французами, то ли с бельгийцами.

До конца девяностых «Сапфир» штормило, бурно шло оформление собственности, нашлось даже несколько предателей, продавших свои дома из личных капиталистических интересов. В конце концов, к началу двухтысячных эволюция законодательства привела «Сапфир» к тому, что он превратился в садовое товарищество, сапфировцы вновь представляли собой единый фронт – назло проклятому «Белому медведю» – и в целях сохранения исторической памяти стали именовать себя Садовое товарищество «Дачный кооператив «Сапфир». К тому времени на месте бывшего завода «Сапфир» завершилось строительство торгово-развлекательного комплекса, тоже, впрочем, градообразующего, а «Дачный кооператив «Сапфир», или просто «Сапфир», был незыблем как скала, крепко стоял на ногах из двух водонапорных башен и оставался последним оплотом заводских традиций. До того момента, как его многолетние устои не разрушили описанные ниже события.

Началось все в мае. Именно к этому времени основная масса уже давно достигших пенсионного возраста сапфировцев окончательно перебиралась на дачные участки вместе с заботливо выращенной рассадой. Случилось все аккурат после майских праздников, которые в «Сапфире» традиционно недолюбливали, так как в это время бурно и бестолково праздновали День Труда и День Победы «понаехавшие», то есть те, кто появлялись на даче исключительно в выходные и исключительно ради шашлыков. «Понаехавших» было мало, в разы меньше, чем в «Весне», «Полянке» и «Литейщике», но все же больше, чем в проклятущем «Белом медведе», который из совместного франко-бельгийского предприятия снова ухитрился превратиться в российский завод. Но майские праздники прошли, молодежь разъехалась по городам, и «Сапфир» вернулся к своему неторопливому существованию.

После обеда, часа эдак в три, на перевернутом бетонном блоке у технического здания водонапорных башен грелись на солнышке и курили Лаврентьич и дядя Коля. Они почти в унисон неторопливо и со вкусом затягивались «Мальборо», не говорили ни слова и задумчиво смотрели вдаль, то бишь на красный забор бывшего главного металлурга Жужикова. И Лаврентьичу, и дяде Коле курить было категорически нельзя, но оба придерживались данной рекомендации исключительно в присутствии своих жен. Сигареты были докурены, бычки аккуратно затушены и сложены в пачку, дядя Коля достал из кармана жвачку с ароматом морозной свежести и протянул ее Лаврентьичу. Тот благосклонно принял дар, и оба все с теми же задумчивыми лицами стали неторопливо зажевывать свои преступления. Лаврентьич и дядя Коля не разговаривали, в этом не было ни малейшей необходимости, потому что знакомы они были уже пятьдесят с лишним лет, с того самого дня, как оба после училища поступили на работу на покойный ныне «Сапфир».