Избранные вещи - стр. 16
Тупой, как старый автобус,
Не будучи датским принцем
В забытом театре «Глобус».
Пора продвигать Шекспира
По принципу Гамлет – не Гамлет,
А как отражение мира
Нынешнего – мямля.
Горацио пусть с Марселло
Пробаттлятся ненормативно.
Офелия – будет Офелий,
А Йорик не бедный – противный.
И Розенкранц с Гильденстерном
Пусть будут любовной парой,
Лаэрт не будет Лаэртом,
Полоний – паскудой старой.
Гертруда отравит супруга,
Не Клавдий – он будет хорошим,
Для Гамлета славным другом,
Таким же, как он, мямлекожим.
И все пусть по ходу сюжета
Тусуются голозадо.
А что? Нынче принято это.
И публика будет рада.
В такой постановке пьеса
Примером станет для многих –
Назначьте рулить процессом
Серебренниковых убогих.
Из сборника «Сонеты определений»
Людмиле
Сонет благоуханный
Не может ночь быть лучше, чем рассвет;
Не может день быть красивей заката;
И месяца родившегося след
Приятнее безлунного формата;
Не может привлекательнее быть
Опавшая листва нагой дубравы
Листов апрельских, ярких, моложавых,
Дарящих хлорофилловую прыть…
Хотя слова не могут передать
Порой весь спектр нахлынувшего чувства…
Когда рассвет не хочется встречать;
Когда на сердце от заката пусто;
Когда благоуханная листва
В душе не вызывает торжества.
Сонет канцоньерный
День шёл не по плану – ярко!
Нанизывая слова,
Сонет завершал Петрарка
И полон был торжества.
На жизнь и на смерть Лауры
Написанные стихи
Звучали и живо, и хмуро,
И были весьма неплохи.
Сонеты Петрарку бодрили:
В них он и Лаура жили.
Но, Господи, благослови! –
Так трудно держаться стиля,
Когда твой объект любви
Давно уж истлел в могиле.
Сонет снежно-мартовский
И будет снег свободно падать,
Собою засыпая март,
Хотя твердят ему: «Не надо!»
Но он, увы, вошёл в азарт.
И хлопья крупные и мелких
Снежинок холодящий прах
Сегодня заняты побелкой
Всего и вся во всех дворах.
И ели снегом распушились,
И кипарисы, и дубы.
И сосны будто бы покрылись
Седым налётом ворожбы.
Снег красит мира естество…
Но лучше б не было его.
Сонет дождливый
Настойчивый, неспешный дождик
Шуршаньем скрадывает звук
И не даёт услышать отклик
Всего шумящего вокруг.
Мир, суженный до мокрых рамок
Вялотекущего дождя,
Накрыл и стал подобьем храма
Воды и сырости. Хотя
Звенят ручьи и водостоки,
Но даже их задорный гул,
Не перешумливает строгий
Дождя ворчливого загул.
Пока писал сонет о нём,
Он стал из дождика дождём.
Сонет кондо́вый
Свидетель кризисов суровых,
Из карантинных приживал,
Он был поэтом – не из новых,
Из тех, кто всё ж о рифме знал.
Не экономил на целковых,
Но и на ветер не бросал:
Сушил листы с венков лавро́вых –