Избранные. Революционная фантастика - стр. 4
– Перестаньте, – она вскинула ладонь вверх, пытаясь отгородиться от него. – Перестаньте мне повторять эти его слова. Страна в руинах, население за гранью бедности… и все прочее. Раньше это не мешало ему проводить со мной время.
– Мешало и раньше. Но команданте такой человек, он, бывает, теряет голову… и все-таки однажды настает момент, когда приходится наступить себе на горло и вернуться к делам.
Марита усмехнулась, стараясь сдержать злые, рвущиеся наружу слезы.
– Себе? Он мне на горло наступает, мне!
Взяла бутылку, покачала в руке. И вдруг подумала, как приятно было бы сейчас разбить ее о чью-то голову. Например, о голову Рауля.
– Что же мне делать? Уезжать? Убраться отсюда к чертовой бабушке… как вы думаете, Рауль?
Он пожал плечами, улыбнулся примирительно.
– Можно уехать, а можно и остаться. На Острове свободы много мужчин…
– Капитанская дочь, не ходи гулять в полночь…
Они сидели в ее каюте, на диванчике. Рядом, почти соприкасаясь локтями, и все-таки далеко друг от друга – она отчетливо чувствовала это. В разных мирах.
– Помню, помню. Так постоянно говорил один офицер в романе русского писателя Пушкина.
– Поэта. Русского поэта.
– Ты говорил, писателя… погоди, так это роман в стихах?
Он усмехнулся, подвинул друг к другу круглые пузатые рюмки.
– Это роман в прозе. Но написал его поэт. Русские – загадочный народ… Кстати, герой был отрицательный, и он оскорблял девушку этой фразой, представь себе. Для русских есть что-то оскорбительное в ночных прогулках.
Она прищурилась.
– Ты хочешь меня оскорбить?
– А разве ты русская?
Плеснул в рюмки еще рома, наклонился к ней, заглядывая в глаза. И она невольно отодвинулась – там, на дне его глаз, клубилась тьма. Горячая, живая. Голодная.
– На сколько мне известно, нет.
– Это хорошо. Тогда не слушая меня и гуляй. Гуляй, капитанская дочь! – Поднес рюмку к ее губам, заставляя выпить. И неожиданно:
– Давай потанцуем.
Марита поперхнулась, закашлялась – ром? Да это какое-то адское зелье! – и с трудом выдавила улыбку.
– Без музыки?
– Почему «без»? Мое сердце стучит в ритме румбы, разве ты забыла?
Он взял ее за руку, прижал ладонь к своей груди.
И она услышала. Тук… тук, тук. Раз… два, три. Три стука на четыре такта, все верно – настоящая румба.
– Ваши европейские сердца пугливы, они стучат все время одно и то же: тик-так, тик-так, отсчитывают секунды, боясь сменить ритм. Поэтому и умирают рано – изнашиваются от монотонной работы. Заканчивают жизнь, как и начинали: в безнадежных попытках убежать от времени… А сердца кубинцев свободны и вольны танцевать.