Избранные. Революционная фантастика - стр. 36
Главный герой картины встречал французские пули грудью. Он широко раскинул руки, и очевиден был здесь образ распятого Христа – хотя сам художник не вполне закладывал такую мысль, лишь намекал на неё. Герои и мученики – немного разные люди.
Вечер второго мая только начинал опускаться на Мадрид, а работа уже была практически завершена. Невероятная скорость, лежащая за пределами человеческих возможностей – но объяснение чуду было столь простым, что Гойя даже не утруждал себя размышлениями о подобном. Думал он о другом. О том, что именно его кисть, этой же ночью, будет направлять мушкеты расстрельных команд Мюрата.
Всё имеет свою цену. И творчество, и борьба за свободу. Эти явления чем-то похожи: оба основываются на порыве, оба предполагаю вызов.
Гойя внезапно ощутил, что вновь не один в комнате-мастерской. Это милое, родное его душе создание, подступило сзади с привычной деликатностью. Приобняло за плечи, нежно коснулось губами шеи – обнажённой распахнутым воротом сорочки.
– Ты же не думал, что я тебя бросила, Франсиско?
– Конечно же, нет.
Муза снова поцеловала живописца – теперь уже в щёку, и внимание своё перенесла на холст. Гойя как раз наносил мазки, уточняющие выражение лица центральной фигуры. Этого испанца в белом он старался сделать одновременно и сильным, и слабым. И героем, и жертвой. И патетическим, и трагическим образом. Кажется… получалось?
– Тебе нравится, дорогая?
– Конечно. Но мне интересно, что ты сам думаешь об этой работе.
– Что думаю…
Франсиско отложил кисть. Утёр пот со лба, и крепко обнял Музу, с силой прижал её к себе. Она всегда легко позволяла подобное.
– Я написал больше сотни картин, и все – чепуха. Но в этих двух есть что-то совершенно иное. Они другие. Они великие, не побоюсь сказать даже так! Я остаюсь в своей башне, но может… впервые выглянул из неё, что ли? На старости-то лет, смех и грех, к тому же…
Речь Гойи прервал поцелуй в губы. Муза любила его талант художника, а не оратора, и верно – не желала сейчас выслушивать длительных речей. К тому же, ей и самой было, что сказать.
– Ты не первый, кто сотворил историю, создавая картину. Думаешь, Веласкес написал «Сдачу Бреды» в 1635 году? Глупости. На самом деле, он создал это полотно на десять лет раньше. Воплотил на холсте событие, которое лишь после этого свершилось. Так и поступают настоящие художники… да, ты не первый. И далеко не последний, если хочешь знать.
Тут на ум Гойе почему-то пришло слово «Герника». Хотя он так и не понял, при чём здесь этот старый бискайский городок… неужели и с ним будет связано когда-то нечто подобное?