Избранные. Революционная фантастика - стр. 31
По крайне мере, незримая и неслышимая для всех Муза была с ним все эти годы. В её реальности Франсиско Гойе не приходилось сомневаться. Голос этой средиземноморской красавицы – давно уже единственный звук, которым художник мог наслаждаться.
Прошло почти четыре десятка лет с тех встреч в Риме. Музу в свою жизнь Гойя принял, и об этом ни разу не пожалел. Что же до иной одарённости… быть может, никогда не хватало духу проверить? Или просто не было достойного повода. Поворотного момента истории, в который настоящий творец не может позволить себе промолчать.
– Не медли. – произнесла она шипящим тоном, глядя исподлобья. – Ты должен что-то решить. Или сожгли это полотно, и забудь о нём. Или…
– Что «или»?
– Или припиши дату. Назначь день восстания, и прими все его грехи на себя.
Гойя усмехнулся. Муза явно брала на себя слишком много. Кем бы это существо в действительности ни являлось – ангелом или демоном, но уж точно не ей решать, чью душу отяготят грехи. Те грехи, которые скоро совершатся на мадридских улицах.
Он посмотрел в окно. Над Мадридом не висело ни единого облачка: исключительно мягкая синева ласкающего взор оттенка. Почему-то Гойя был уверен, что в этот час над всей Испанией – совершенно безоблачное небо. И ясно, что это ненадолго: с его ли помощью, или без таковой.
Франсиско подумалось, что это очень удобное оправдание. Фердинанд и Карл под арестом в Байонне, и кого же Бонапарт поставит теперь править своим обманутым союзником? Блистательного маршала Мюрата, или этого хлыща – Жозефа, своего жалкого старшего братца? Ни того, ни другого испанцы всё равно не примут. Восстание случится, так или иначе, и вопрос здесь только один.
Простой вопрос. Приложит ли Гойя к событиям свою руку, сжимающую кисть, или же останется в стороне?
– Ответь мне на один вопрос, дорогая.
– Я слушаю.
Вопрос был тот же самый, но художник сформулировал его немного иначе.
– Я написал более сотни картин, и что же было изображено на них? Портреты придворных, религиозные сцены… чушь, как мне теперь кажется. Ты полагаешь, что художник должен соблюдать нейтралитет? Он, вообще, имеет такое право? Я понимаю, дорогая, к чему ты сейчас призываешь. Ты хочешь, чтобы я заперся в башне из слоновой кости. Но…
– Я не вправе указывать. И уж точно, ты не мой пленник в какой-то там башне. Эта ваша библейская метафора, она… ах, забудь. Я умею только вдохновлять.
– Так значит, ты вдохновила меня и на эту картину?
Её красивые губы изогнулись в странной эмоции, которую Франсиско не сумел уверенно прочитать. Ответа так и не последовало.