Избранные произведения. Том 1 - стр. 3
Замелькали последние деревца нового, посаженного лет тридцать назад леса. Летом они одинакового цвета, сейчас же ели кажутся тёмно-зелёными, а у сосен мутноватые иголочки, и есть в них что-то серое. Но и они позади.
Перед взором Алексея целый полк глазастых солдат – так выглядят стволы великанов-старожилов. Ветвей не видать – высоко гордые ветви. Сбросили они снежные преподношения, раскачиваются на ветру, шумят, никто не знает о чём. Стволы хранят белизну в зияющих ранах от срубленных лап, а поскольку такие места чаще всего находятся рядом, чудится, будто пара глаз смотрит на тебя. Аж страшновато становится!
Февральское небо имеет два лика. В ясную погоду на нём ни облачка, и по-летнему ярко светит солнце. В хмурый день кажется, что набросили мрачное покрывало на унылую голубизну, а само покрывало – из такой тонкой материи, что вот-вот расползётся. Расползается, расползается, но не выдаёт наружу контуры светила, а лишь пропускает сияние его. И сейчас проступает через насупившийся свод молочная лужица.
Дальше и дальше уходит от глазастых чудовищ Алёша. Вот берёзовая роща полуостровком вдаётся в хвойные владения. Не нравится юному мечтателю скопление берёз даже летом. Белёсые они какие-то, просвечивают на сотни метров, не чувствуется в них мощи, мудрости – одно бесшабашное веселье: ласки, заигрывания и нежный лепет. Нет, не для того создан лес. Несколько таких деревьев – красиво, но целая роща – неудачная выдумка природы.
Ритмично хлопают по снегу лыжи, летят на всех парусах. Мелькают важные пни, не желающие снимать перед путником белые папахи, поваленные наземь стволы, обломанные ветки. Не видит их одинокий лыжник, спешит вперёд, к неведанному ещё чуду.
А вот и оно. Алексей аж замер от восторга.
Ему открылся дряхлый бор. Зима лишь припудрила игольник да приукрасила ели: под пышные их турнюры и кринолины она забраться не смогла. Теперь то не просто зелень, а тёмный лоснящийся бархат, поросший ледышками, тяжеленный-претяжеленный, свисает пышными ветвями. До них и не достать, а как хочется пощупать, должно быть, очень мягкие. Какая красота, какое богатство!
Наконец прорвался наружу матовый диск и мигом согнал с небес все облака. Алёша в это время уже мчался по коридору из дикорастущих сосёнок – последней лесной улочке на пути к величавому простору.
Толчок руками, и лыжи сами выносят его на слегка освещённое место, где уже заметна собственная причудливая тень. Ещё толчок…
Запорошенные сосны, бархатные ели, обнажённые берёзы остались позади. Их шелест и дрожь, смех и скорбь не волновали боле нашего героя, не нашёптывали советов, не обдавали смолистым ароматом. Теперь он наедине с обширным пространством, сияющим желтизной выступающих из-под снега несозревших хлебов и придорожной куриной слепоты. Нет, то мираж: не пробиться сквозь гнетущую толщу ни одному росточку. То задиристые лучи ласкают не тронутое с осени, укрытое и убаюканное метелью поле. Оно невинно чистое – ни следа недоброго прикосновения.