Избранные дни - стр. 36
– В этот час я с тобой говорю по секрету, этого я никому не сказал бы, тебе одной говорю.
– Не надо. Хватит.
– Мертвые поют для нас из машин. Они по‐прежнему с нами.
– Перестань. Говори своими словами.
– Саймон хочет жениться на тебе в стране мертвых. Он хочет, чтобы ты была там с ним.
Она в досаде тряхнула головой:
– Послушай меня. Замечательно, что тебе захотелось купить мне эту миску. Ты милый, щедрый мальчик. На эту ночь я оставлю миску у себя, а завтра продам ее и верну тебе деньги. И пожалуйста, не обижайся.
– Не доверяй своей швейной машине. Не надо слушать, что она тебе поет.
– Тсс, если мы каждый вечер будем так шуметь, нас сгонят с квартиры.
– Тебе кажется, что я жажду тебя удивить? Удивляет ли свет дневной? Или горихвостка, поющая в лесу спозаранку?
– Иди домой. А завтра заходи после работы.
– Я не могу уйти от тебя. Не хочу.
Она погладила его по голове:
– Увидимся завтра. Береги себя.
– Это тебе надо себя беречь.
Она или не услышала, что он сказал, или не поняла его слов. С печальной улыбкой она открыла дверь, а сама пошла в дом.
Лукас постоял под дверью, как собака, ждущая, чтобы ее впустили. Ему не нравилось быть похожим на собаку, и немного спустя он пошел прочь. Попавшаяся по пути крошечная женщина спросила: “Ну что, не напроказничал?” Он ответил, что все в порядке, ничего он не натворил. А ведь на самом деле натворил? Была миска и потраченные на нее деньги. Были и другие преступления.
Он пошел домой, потому что у него теперь были деньги (кое‐что еще оставалось), а отцу и матери нужно было есть. Он купил колбасы в мясной лавке и картошки у торговавшей на улице старушки.
В квартире все было как всегда. Мать спала за закрытой дверью. Отец сидел за столом, потому что было уже пора. Он прикладывался губами к машине и вбирал в легкие призрачную песню Саймона. – Привет, – сказал Лукас.
Его голос странно прозвучал в тишине комнаты – как громкий шелест сухих бобов в пустой кастрюле.
– Привет, – откликнулся отец.
Не изменился ли немного голос отца от того, что его легкие наполнялись Саймоном? Не исключено. Лукас не был в этом до конца уверен. Или, с Саймоном внутри, отец превращался в машину?
Лукас разогрел колбасу и сварил картошку. Дал поесть отцу, оставшееся отнес матери, которая спала – беспокойно, но спала. Он решил, что лучше ее не тревожить, и оставил еду на прикроватном столике, чтобы она могла поесть, проснувшись.
Когда отец доел, Лукас сказал:
– Отец, пора спать.
Отец кивнул, подышал, снова кивнул. Поднявшись, он прихватил с собой свою машину.
Лукас проводил отца до порога спальни. Мать что‐то бормотала во сне. Отец сказал: