Избранное. Том 1 - стр. 70
Мы ему, чтобы сшить новый костюм, мерку снимали в тот момент, когда он спал на диване, иначе поймать не могли, а теперь говорят – «номенклатура», «коммунисты», клеймят по-всякому. Кто-то гнул ложную политику, а кто-то спину в работе. Обидно. Сейчас пенсия – тьфу, говорить стыдно, на два билета от Москвы до Самары не хватит. Куда дальше? Вот сел писать книгу о таких, как я, нас ведь обокрали и оболгали.
– Кто, – спрашиваю, – те, кто при перестройке, или после?
– И до перестройки, и при ней, и после нее. Человека труда всегда обирают.
Пожелал ему успеха в его писаниях. Хотя… Об этом уже столько сказано и написано. Разве что все, пропущенное через личное восприятие, личный опыт и потери, зазвучит как-то по-новому? Нужен художник большого масштаба. Но ведь это так редко сочетается: молодой талант и крепкий жизненный опыт. Но кто знает, может уже сейчас где-то в тиши зреет неожиданный талант, который через несколько лет скажет свое слово, как молодой Шолохов, о своем времени. И мы сами себя узнаем и многому удивимся и ужаснемся.
Прошедшую ночь все мои домашние не спали. Вчера вечером мы отвезли нашу сноху Лену в роддом. И ночь пребывали в тревожном ожидании. Но все прошло нормально. В восемь утра у меня родился внук. Первый внук. И уже в этот день я узнал, что его решено назвать Виктором, в честь деда, то есть меня. Смешанное чувство испытываю. Дед со стороны матери, мой сват, плакал. Я как-то принял все не так сентиментально. Не успел еще постареть в свои пятьдесят лет и два месяца.
Помню, как было строго, когда рождались мои детишки. Теперь в первый же день рождения и бабушек, и дедушек, даже тетку, и в первую очередь отца допустили к новорожденному. Отец помыл руки, одел белый халат и подержал его на руках. Сын быстро успокоился, перестал плакать, схватил отцовский палец, поднес ко рту и начал сосать.
До мельчайших подробностей помню обстоятельства, при которых родилась моя дочь Соня в 1975 году, 2 июля. Я, работая в одном из цехов нашего завода в должности заместителя начальника, был в отпуске, – у матушки в деревне. И не рассчитал. В мое отсутствие у жены начались роды. Мне позвонили и сказали об этом. На другой день примчался на перекладных. Перед посещением роддома заскочил домой переодеться. Только снял рубашку, стук в дверь. Открываю – посыльные с завода. Оказалось, что ровно в восемь часов 2 июля наш цех взорвался полностью. Пострадали три человека. Один из них, Николай Буянов, погиб. Старший аппаратчик, мой коллега.
Через двадцать минут я был в цехе. Завод стоит. Прибыли три заместителя министра. Комиссия занимается расследованием. Кипит работа по разбору завалов. Я попал к жене в роддом только на пятые сутки. Передавал ей записки прямо из цеха. О взрыве молчал. Врал, что начальник цеха заболел, обострилась язва желудка, лежит в больнице, поэтому никак не могу вырваться с завода. Трое суток разборка завалов велась днем и ночью. Было около двухсот человек из армейских частей. Искали погибшего. Нашли на четвертый день. Тогда я первый раз уехал домой поспать. Где-то на пятый день появился у роддома перед окном палаты, где лежала жена. Запиской вызвал к окошку. Подошел и увидел ее, грозившую мне кулаком. Оказывается, накануне был парень с соседнего завода, у которого жена лежит в той же палате, и объявил громогласно, стоя под окном: